1917, или Дни отчаяния

– Срать я хотел на твоего белого коня, Изя, – говорит он и ухмыляется. – Революция в России сейчас невозможна! С деньгами или без – никакой разницы. Понимаешь? – он смешно картавит, но говорит четко и жестко. – Нет сегодня в России предпосылок для революции, никаких! Отсталая, убогая страна с забитым населением. Не народ, а грёбаное быдло, скот, о который вся это золоченая сволочь ноги вытирает! Ты, Израиль Лазаревич, забыл 905-й год?

Ульянов швыряет на стол приборы и на стук оборачивается и недоуменно глядит на их столик лощеный мэтр.

Льется в рюмку водка, и Ульянов тут же выпивает ее одним глотком, не морщась.

– В 905-м мы могли их дожать, для этого было все, но, как всегда, помешали трусы и предатели. Каков поп, Парвус, таков и приход… Впрочем, ты нихера не понимаешь ни в попах, ни в приходах…

– Зато хорошо разбираюсь в деньгах, Володя, – парирует Гельфанд, отпивая из бокала дорогущее французское красное и закусывая его нежнейшим паштетом. – Я не религиозен, так что не разбираюсь не только в попах, но также в ксендзах, пасторах и раввинах. Я не теоретик, я практик. Для революции не нужны предпосылки, для революции нужны несколько тысяч решительных людей, желательно фанатиков, несколько тысяч винтовок и золото, чтобы платить фанатикам. Потом подведешь под это базисы, надстройки и прочую чушь. Россия – как бы ты ее не презирал – это лес, пушнина, золото и алмазы, это пшеница юга и новая валюта – нефть. Это покорный народ, который любит свободу меньше, чем водку, но стоит ему почувствовать безнаказанность – и он сжигает все, что попадется под руку… Немцы хотят вывести Россию из игры? Прекрасно! Давай сыграем на стороне немцев и все богатства страны окажутся у нас в руках…

– У тебя в руках, Изя, у тебя…

– Владеть страной в одиночку? – смеется Парвус. – Это было бы неплохо, но я не настолько наивен! Мне не обойтись без тебя, а тебе без меня. Во всяком случае, пока не обойтись. Я-то хорошо знаю, Володя, что поворачиваться к тебе спиной нельзя…

– А к тебе можно?

Гельфанд отрицательно качает головой.

– И ко мне не стоит. Но у нас с тобой, Владимир Ильич, есть точки соприкосновения. Ты хочешь править, и для твоего тщеславия власть важнее золота, но без золота, и это ты хорошо знаешь, никакой власти не будет. Будет съемная комнатка или грязная квартирка в Цюрихе, статейки в левые газетенки и рагу из мясных обрезков. Я же править не хочу – я хочу владеть. И для этого мне нужен меч, который я смогу купить. Ты мой меч, Володенька, ты и твои башибузуки. Ты мой золотой ключик к богатствам России. Ты правишь – я владею. Все довольны.

– Пафосная хрень, – говорит Ульянов и снова наливает себе водки. – Ты же богатый человек, Изя! Ты же заработал себе состояние на гешефтах в Турции! Зачем тебе эти игры в политику? Ты давно не революционер, ты – коммерсант!

– Так политика и есть основная коммерция, Владимир Ильич! – воркует Парвус. – Я это понял, когда стал богат, и ты поймешь. Мне нужен твой талант, Володя. Талант оратора, талант организатора… Немцам нужен мир – мы дадим им мир. За это мы получим целую страну. Все по-честному. На фронте миллионы крестьян – пообещай им землю, как эсеры, и они побегут с фронта. На фронте миллионы рабочих – пообещай им заводы и они оставят окопы. Пообещай им мир после двух лет войны, и они принесут мир в Петербург на кончиках своих штыков. Люди глупы, Володя, их легко обмануть – просто пообещай.

– Ты хочешь договориться со мной, потому что больше тебе не с кем договариваться?

– Да, – кивает Парвус. – Всем остальным есть что терять: места в Думе, репутацию, партию. А тебе терять нечего, Владимир Ильич. У тебя ничего нет, кроме тысячи последователей, уставших от болтовни. И я готов купить им винтовки…

– Я подумаю, – говорит Ульянов и отрезает себе еще мяса. По тарелке растекается розоватый мясной сок.

На противоположном конце зала заканчивает свой обед невысокий человек средних лет. Он рассчитывается, берет с вешалки шляпу и трость и, проходя мимо Ульянова и Гельфанда, окидывает их неожиданно цепким взглядом.

– Я полагаю, – Гельфанд смотрит незнакомцу вслед, но тот уходит не оборачиваясь, – что размышления будут недолгими…

– Посмотрим, – пожимает плечами Ульянов. – Я знаю, где тебя найти. Я тебе напишу.

Гельфанд кивает мэтру и тут же получает счет.

– Давай я оплачу свою половину, – предлагает Ульянов и демонстративно лезет в карман худого пиджачка.

– Как только разбогатеешь, – улыбается Гельфанд, вкладывая в счет крупные купюры. – Только не заставляй меня ждать слишком долго, Володенька. Возможностями нельзя пренебрегать, это чревато… Обычно второй раз никто и ничего не предлагает. Лови момент.

– Посмотрим, – повторяет Ульянов, упрямо склоняя лобастую голову.

Глаза у него прищуренные, недобрые.

– Деньги, – произносит Гельфанд вполголоса. – Деньги на революцию сейчас и власть в дальнейшем. Подумай, мой пламенный революционер…

Он встает и протягивает Ульянову руку.

– Мы с тобой не друзья, Владимир Ильич, но вполне можем быть союзниками. И весьма друг другу полезными…