До нас дошло около ста посланий Плиния к Траяну и ответов на них. Таким образом, письма о христианах есть с чем сравнивать. И вот сопоставление лексики письма, фразеологии, грамматического строя, тональности и других составляющих его элементов с остальными письмами показывает, что оно органически принадлежит этой группе. Равно как и ответ Траяна.
На чем же строилась версия о его подложности? Приходится констатировать, что и эти аргументы по природе своей сходны с уже приводившимися. Каждая фраза письма подверглась крайне пристрастному просеиванию сквозь пресловутое сито логики, последовательности.
Нетрудно заметить, что такой подход открывает путь для бесконтрольно-субъективистских оценок. Ибо не существует вневременных и внеличностных эталонов эти у понятий, одинаковых и для древнего автора и для современного критика.
«Нелогичность», «непоследовательность» письма усматривались в том, что в нем «нагромождено» подозрительно много фактов, что есть экскурсы в прошлое, что наместник провинции — сам знаток судебной практики — не стал бы обращаться к императору с таким вопросом, что письмо по своему сюжету стоит одиноко среди других, что в нем есть фразы, которые будто бы выдают тайные намерения автора реабилитировать христиан.
Из всего этого делался тот надуманный вывод, что автором письма был некий христианский интерполятор, укрывшийся под именем Плиния, но он жил настолько позже, что уже смутно представлял себе эпоху, которую описывал.
* * *
Шли годы, и гиперкритика после пережитого ею «бума» стала все больше обнаруживать себя как тупиковое направление, как преграда в познании подлинных реальных событий прошлого. Разрастался поток историко-археологических открытий, разрабатывались все более тонкие методики конкретного анализа, и старое направление постепенно заглохло. В новых крупных работах и зарубежных и отечественных авторов, например, в послевоенных советских академических изданиях трудов Тацита, Плиния Младшего, Светония вопрос о подложности рассмотренных текстов уже полностью снят.
Однако один исторический источник этого же хронологического ряда, свидетельство Иосифа Флавия, оценивался по-прежнему как чистая интерполяция, как совершенно чуждый абзац, вставленный в книгу Флавия позднейшим христианским сочинителем. И следует подчеркнуть, что к этому были серьезные основания.
В дошедшей до нас греческой редакции XVIII книги Иосифа Флавия «Иудейские древности»» есть такой абзац: «В это время жил Иисус, человек мудрый, если его вообще можно назвать человеком. Он совершал чудесные дела и был учителем людей, жадно воспринимающих истину. Он привлек к себе многих иудеев и многих эллинов. Он был Мессией (Христос. —
Нетрудно заметить, что Иосиф Флавий, не христианин, примкнувший в свое время к секте фарисеев — ярых оппонентов Иисуса, отрицавших его мессианскую сущность, — этот Иосиф Флавий не мог о нем написать «он был Мессией».
Не мог он это сделать и по соображениям политическим, ибо в другой своей работе Флавий Мессией называл своего покровителя, римского императора Веспасиана.
Не мог он провозглашать и воскресение Иисуса, ибо как раз фарисеи выдвинули версию (отзвуки которой и поныне сохранились в евангелиях), что исчезновение тела казненного Иисуса Христа объясняется не его воскресением, а тем, что его выкрали приверженцы.
Таким образом, этот фрагмент довольно единодушно признавался чужеродной вставкой, сфабрикованной самими христианами в начале IV века.
Правда, некоторые историки христианства (в их числе и автор этой статьи) склонялись к предположению, что здесь не чистая интерполяция. Что здесь не абсолютно новый по сюжету абзац, а скорее всего видоизмененная, христианизированная редакция первоначального флавинского текста. Такое предположение базировалось на некоторых исследованиях дошедшего до нас текста, а также на том, что раннехристианский писатель Ориген (первая половина III века), очевидно, держал в руках другую редакцию текста Флавия. Ориген дважды заявляет в своих сочинениях, что Иосиф Флавий не считал Иисуса Христом, то есть Мессией.
* * *
Здесь наше повествование пересекается важным открытием, которое только в последние годы стало входить в научный оборот, хотя сделано оно было еще в начале века.
Около ста лет назад российский арабист В. Розен обнаружил во флорентийской библиотеке св. Лаврентия список (копию) рукописи, на которой арабскими письменами было начертано: «Вторая часть истории Махбуба, сына Константина ал Манбиджа, епископа города Манбиджа». И далее сообщалось, что данную копию списал «для себя» некий Саид, сын Абу-ал-Бедра Иоанна, сына Абу-ал-Месиха».