1984. Скотный двор

Before the Hate had proceeded for thirty seconds, uncontrollable exclamations of rage were breaking out from half the people in the room.	Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний.
The self-satisfied sheep-like face on the screen, and the terrifying power of the Eurasian army behind it, were too much to be borne: besides, the sight or even the thought of Goldstein produced fear and anger automatically.	Невыносимо было видеть это самодовольное овечье лицо и за ним -- устрашающую мощь евразийских войск; кроме того, при виде Голдстейна и даже при мысли о нем страх и гнев возникали рефлекторно.
He was an object of hatred more constant than either Eurasia or Eastasia, since when Oceania was at war with one of these Powers it was generally at peace with the other.	Ненависть к нему была постояннее, чем к Евразии и Остазии, ибо когда Океания воевала с одной из них, с другой она обыкновенно заключала мир.
But what was strange was that although Goldstein was hated and despised by everybody, although every day and a thousand times a day, on platforms, on the telescreen, in newspapers, in books, his theories were refuted, smashed, ridiculed, held up to the general gaze for the pitiful rubbish that they were--in spite of all this, his influence never seemed to grow less.	Но вот что удивительно: хотя Голдстейна ненавидели и презирали все, хотя каждый день, но тысяче раз на дню, его учение опровергали, громили, уничтожали, высмеивали как жалкий вздор, влияние его нисколько не убывало.
Always there were fresh dupes waiting to be seduced by him.	Все время находились, новые простофили, только и дожидавшиеся, чтобы он их совратил.
A day never passed when spies and saboteurs acting under his directions were not unmasked by the Thought Police.	Не проходило и дня без того, чтобы полиция мыслей не разоблачала шпионов и вредителей, действовавших по его указке.
He was the commander of a vast shadowy army, an underground network of conspirators dedicated to the overthrow of the State.	Он командовал огромной подпольной армией, сетью заговорщиков, стремящихся к свержению строя.
The Brotherhood, its name was supposed to be.	Предполагалось, что она называется Братство.
There were also whispered stories of a terrible book, a compendium of all the heresies, of which Goldstein was the author and which circulated clandestinely here and there.	Поговаривали шепотом и об ужасной книге, своде всех ересей -- автором ее был Г олдстейн, и распространялась она нелегально.
It was a book without a title.	Заглавия у книги не было.
People referred to it, if at all, simply as THE BOOK.	В разговорах о ней упоминали -- если упоминали вообще -- просто как о книге.
But one knew of such things only through vague rumours.	Но о таких вещах было известно только по неясным слухам.
Neither the Brotherhood nor THE BOOK was a subject that any ordinary Party member would mention if there was a way of avoiding it.	Член партии по возможности старался не говорить ни о Братстве, ни о книге.
In its second minute the Hate rose to a frenzy.	Ко второй минуте ненависть перешла в исступление.
People were leaping up and down in their places and shouting at the tops of their voices in an effort to drown the maddening bleating voice that came from the screen.	Люди вскакивали с мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый блеющий голос Голдстейна.