1984. Скотный двор

Nobody heard what Big Brother was saying.	Что говорит Старший Брат, никто не расслышал.
It was merely a few words of encouragement, the sort of words that are uttered in the din of battle, not distinguishable individually but restoring confidence by the fact of being spoken.	Всего несколько слов ободрения, вроде тех, которые произносит вождь в громе битвы, -- сами по себе пускай невнятные, они вселяют уверенность одним тем, что их произнесли.
Then the face of Big Brother faded away again, and instead the three slogans of the Party stood out in bold capitals:	Потом лицо Старшего Брата потускнело, и выступила четкая крупная надпись -- три партийных лозунга:
WAR IS PEACE FREEDOM IS SLAVERY IGNORANCE IS STRENGTH	ВОИНА -- ЭТО МИР СВОБОДА -- ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ -- СИЛА
But the face of Big Brother seemed to persist for several seconds on the screen, as though the impact that it had made on everyone's eyeballs was too vivid to wear off immediately.	Но еще несколько мгновений лицо Старшего Брата как бы держалось на экране: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу.
The little sandy-haired woman had flung herself forward over the back of the chair in front of her.	Маленькая женщина с рыжеватыми волосами навалилась на спинку переднего стула.
With a tremulous murmur that sounded like	Всхлипывающим шепотом она произнесла что-то вроде:
'My Saviour!' she extended her arms towards the screen.	"Спаситель мой!" -- и простерла руки к телекрану.
Then she buried her face in her hands.	Потом закрыла лицо ладонями.
It was apparent that she was uttering a prayer.	По-видимому, она молилась.
At this moment the entire group of people broke into a deep, slow, rhythmical chant of 'B-B!...B-B!'--over and over again, very slowly, with a long pause between the first 'B' and the second--a heavy, murmurous sound, somehow curiously savage, in the background of which one seemed to hear the stamp of naked feet and the throbbing of tom-toms.	Тут все собрание принялось медленно, мерно, низкими голосами скандировать: "ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!" -- снова и снова, врастяжку, с долгой паузой между "ЭС" и "БЭ", и было в этом тяжелом волнообразном звуке что-то странно первобытное -- мерещился за ним топот босых ног и рокот больших барабанов.
For perhaps as much as thirty seconds they kept it up.	Продолжалось это с полминуты.
It was a refrain that was often heard in moments of overwhelming emotion.	Вообще такое нередко происходило в те мгновения, когда чувства достигали особенного накала.
Partly it was a sort of hymn to the wisdom and majesty of Big Brother, but still more it was an act of self-hypnosis, a deliberate drowning of consciousness by means of rhythmic noise.	Отчасти это был гимн величию и мудрости Старшего Брата, но в большей степени самогипноз -- люди топили свои разум в ритмическом шуме.
Winston's entrails seemed to grow cold.	Уинстон ощутил холод в животе.
In the Two Minutes Hate he could not help sharing in the general delirium, but this sub-human chanting of 'B-B!...B-B!' always filled him with horror.	На двухминутках ненависти он не мог не отдаваться всеобщему безумию, но этот дикарский клич "ЭС-БЭ!.. ЭС-БЭ!" всегда внушал ему ужас.
Of course he chanted with the rest: it was impossible to do otherwise.	Конечно, он скандировал с остальными, иначе было нельзя.