1984. Скотный двор

At those moments his secret loathing of Big Brother changed into adoration, and Big Brother seemed to tower up, an invincible, fearless protector, standing like a rock against the hordes of Asia, and Goldstein, in spite of his isolation, his helplessness, and the doubt that hung about his very existence, seemed like some sinister enchanter, capable by the mere power of his voice of wrecking the structure of civilization.	Тогда тайное отвращение к Старшему Брату превращалось в обожание, и Старший Брат возносился над всеми -- неуязвимый, бесстрашный защитник, скалою вставший перед азийскими ордами, а Г олдстейн, несмотря на его изгойство и беспомощность, несмотря на сомнения в том, что он вообще еще жив, представлялся зловещим колдуном, способным одной только силой голоса разрушить здание цивилизации.
It was even possible, at moments, to switch one's hatred this way or that by a voluntary act.	А иногда можно было, напрягшись, сознательно обратить свою ненависть на тот или иной предмет.
Suddenly, by the sort of violent effort with which one wrenches one's head away from the pillow in a nightmare, Winston succeeded in transferring his hatred from the face on the screen to the dark-haired girl behind him.	Каким-то бешеным усилием воли, как отрываешь голову от подушки во время кошмара, Уинстон переключил ненависть с экранного лица на темноволосую девицу позади.
Vivid, beautiful hallucinations flashed through his mind.	В воображении замелькали прекрасные отчетливые картины.
He would flog her to death with a rubber truncheon.	Он забьет ее резиновой дубинкой.
He would tie her naked to a stake and shoot her full of arrows like Saint Sebastian.	Г олую привяжет к столбу, истычет стрелами, как святого Себастьяна.
He would ravish her and cut her throat at the moment of climax.	Изнасилует и в последних судорогах перережет глотку.
Better than before, moreover, he realized WHY it was that he hated her.	И яснее, чем прежде, он понял, за что ее ненавидит.
He hated her because she was young and pretty and sexless, because he wanted to go to bed with her and would never do so, because round her sweet supple waist, which seemed to ask you to encircle it with your arm, there was only the odious scarlet sash, aggressive symbol of chastity.	За то, что молодая, красивая и бесполая; за то, что он хочет с ней спать и никогда этого не добьется; за то, что на нежной тонкой талии, будто созданной для того, чтобы ее обнимали, -- не его рука, а этот алый кушак, воинствующий символ непорочности.
The Hate rose to its climax.	Ненависть кончалась в судорогах.
The voice of Goldstein had become an actual sheep's bleat, and for an instant the face changed into that of a sheep.	Речь Г олдстейна превратилась в натуральное блеяние, а его лицо на миг вытеснила овечья морда.
Then the sheep-face melted into the figure of a Eurasian soldier who seemed to be advancing, huge and terrible, his sub-machine gun roaring, and seeming to spring out of the surface of the screen, so that some of the people in the front row actually flinched backwards in their seats.	Потом морда растворилась в евразийском солдате: огромный и ужасный, он шел на них, паля из автомата, грозя прорвать поверхность экрана, -- так что многие отпрянули на своих стульях.
But in the same moment, drawing a deep sigh of relief from everybody, the hostile figure melted into the face of Big Brother, black-haired, black-moustachio'd, full of power and mysterious calm, and so vast that it almost filled up the screen.	Но тут же с облегчением вздохнули: фигуру врага заслонила наплывом голова Старшего Брата, черноволосая, черноусая, полная силы и таинственные спокойствия, такая огромная, что заняла почти весь экран.