311. Повесть

Так ничего и не придумав, на следующий день она отправилась в институт – отупевшая от тревоги, без единой внятной мысли и с разламывающейся головой. После второй пары её разыскал тот самый элегантно стареющий преподаватель, её наставник. Попросил зайти к нему на кафедру. Его не на шутку беспокоило, что девушка потеряла интерес к исследованиям и превратилась в жалкое подобие себя прежней. Её словно подменили – все вокруг это заметили.

Вдвоём на пустой кафедре они стали обсуждать Лидины последние наработки. Говорили долго. Прозвенел звонок на третью пару. Обычно спокойный и приветливый, преподаватель слушал путаную речь подопечной и всё больше раздражался. Его лицо побагровело от гнева, который он едва сдерживал.

Мужчина вынул из ящика стола наработки, что Лида принесла ему за пару дней до того. Бросил листки перед ней на стол, грохнул сверху ладонью. Стал орать: мол, ты подсунула мне отписку, бессвязную чепуху, нож в спину вонзила! Лида оцепенела, съёжилась. К горлу подступили слёзы. От крика затрепетали барабанные перепонки и сильнее, сильнее запульсировала в висках боль.

Преподаватель схватил красный фломастер и с силой, до дырки, перечеркнул написанное на верхнем листке – от угла до угла и ещё раз от угла до угла.

Красная буква «икс». Изгибы линий – давно и хорошо знакомые, въевшиеся в подкорку. Точь-в-точь.

Слеза капнула на листок, прямо на крест. Красные чернила поплыли.

Девушка подняла голову. Сквозь пелену слёз посмотрела на наставника. Их взгляды встретились. Его рот растянулся в судорожном оскале – животная ярость, смешанная с недобрым озорством. В выпученных глазах играл весёлый, злобный огонёк. На высоком лбу пульсировала синюшная жила.

Не был его гнев искренним, совсем не был. Он всё это время издевался, куражился.

Между рядами жёлтых зубов просунулся кончик языка, покрытый растрескавшимся белёсым налётом. Мерзкая рожа нависла над девушкой и медленно приближалась, дыша запахом кариеса и подкисших щей.

Лида ухватила с полки стеллажа пустую, пыльную хрустальную вазу с толстыми стенками. Вскочила, размахнулась, обрушила на лысеющую голову преподавателя. Гадкая ухмылка тут же стёрлась с его лица, сменилась непониманием, смешанным с какой-то прямо-таки детской обидой – за короткий миг Лида успела уловить эту перемену.

С размозжённой головой мужчина повалился на пол. Рядом тяжело брякнулась ваза. Она так и не разбилась – ни о череп, ни о пол. Дятьковский хрусталь, на совесть сделано.

Теперь Лида знала, кто перед ней. Она перепрыгнула через мычащее тело, распахнула дверь, выскочила в коридор, стала звать на помощь. Из аудиторий высыпали преподаватели, студенты. Лида принялась сбивчиво объяснять сквозь плач и крупную дрожь. Собравшиеся ничегошеньки из её слов не понимали. Наконец Лида выдавила: «Там!» – и ткнула пальцем в дверь кафедры.

Они ворвались…

– Пойду-как я поссу, – сказал дядь Володя, мелкими тычками туша окурок. – Давно уже хочется, а щас совсем невмоготу.

Он ушёл в туалет, а Илья, на которого всё сильнее давило опьянение, размышлял над услышанным – перебирал в голове детали. Ничего путного не выходило. А водка в бутылке почему-то всё не кончалась.

Зажурчал слив унитаза. Дядь Володя вернулся.

– Давай за эту самую Лизу… то есть Лиду… выпьем! Чтоб всё у неё хорошо складывалось!

Выпили.

– Эх, бля, всю закусь прижрали, – посетовал хозяин. – Придётся твоей головой занюхавать. Или вон тем грязным полотенцем. Гы!

По засаленному полотенцу, что валялось неопрятной кучкой на подоконнике, пополз крупный таракан. Владимир Cергеич зажёг горелку и с хриплым воплем «Я робокоп, бля!» направил пламя на насекомое. ВУХ-Х-Х-Х! Таракан превратился в горелый прах. Полыхнуло полотенце.

– Ё-ё-ё-ё-ё-ёб твою-ю-ю-ю-ю! – по-комариному запищал дядь Володя. Вскочил, сбросил пылающую тряпку на пол, стал топтать ногами. Пламя погасло, кухня наполнилась смрадным, противным дымом.

Илья наблюдал с тупым равнодушием.

– Пойду-ка я тоже поссу, – сообщил он.

Шатаясь, поднялся. Едва не опрокинул табуретку. В туалете чуть было не своротил раковину. Обоссал себе штанину, щедро оросил кружок унитаза, но завершил начатое в целом успешно.

Вернулся. Сел.

– На чеу я таа остаовися? – спросил сосед, ожесточённо ковыряя грязным нестриженым ногтем в са́мом заднем зубе.

– Лиза… то есть Лида… кафедру это… вскрыли. Хик-к!

– Ага, вспомнил.

– Хик-к…

– И знаешь, чего они там обнаружили?

– Хик-к?

Владимир Сергеич пружиной рванул с табуретки – как молодая пантера. Ворча по-собачьи (Бувэвэвэвэвэвэвэвэвавававав!), накинулся на Илью, принялся душить.

Тот разом протрезвел. Вырвался, сбросил с себя полоумного соседа. Мент повалился, стал кататься по липкому полу и хохотать, словно гиена из мультика.

– Ты что… ёбнутый?! – только и сумел вымолвить Илья, стоя посреди кухни и задыхаясь от испуга.

Дядь Володя кряхтя поднялся, отряхнулся. Выплюнул последние смешки.

– О-о-о-о-ой, не могу! – схватился за живот, хватая ртом воздух. – О-о-о-о-ой, батюшки! О-о-о-о-ой, божечки!

Илья остекленело глядел.