311. Повесть

Людмила собиралась уже уйти с кухни, когда услыхала, как бабы-соседки её со двора кличут. Встала на табуретку, в форточку высунулась. Они ей и говорят: мол, твой в кустах за домом валяется, иди забирай. Люда на них покосилась как на дур и говорит: да вот же он, на кухне сидит. Они на неё тоже как на дуру поглядели. Разговор превратился в бессмысленный обмен обрывками фраз. Она махнула рукой, слезла с табуретки и отправилась заниматься своими делами.

А Веня так и остался неподвижно сидеть за столом в неудобной сгорбленной позе. К ночи так с места и не сдвинулся, к еде не притронулся. Вроде дышал. Даже сопля зелёная из носу свесилась. Семья его не трогала: сидит и сидит – и шут с ним; лучше пусть так, чем рот свой поганый разевает. Их, конечно, удивляло, что он за много часов даже в туалет ни разу не сходил, но не настолько любопытство было сильное, чтоб его тормошить. А жена втайне робко надеялась, что проклятого пьяницу хватил удар и что за ночь, сидевши так без медпомощи, он наконец-то подохнет.

Ложились спать – свет выключал Костик. Какое-то время постоял, понаблюдал за отцом: может, тот помер да сидя окоченел? Глаза вроде и открыты, а вроде как и закрыты – папаша их опустил долу так, что не разглядишь толком.

Костик щёлкнул выключателем – пошёл спать.

Ночью Люда проснулась от копошения на кухне. Что-то гремело, падало. Муж злобно, хрипло мычал. Потом шум стих – и она уснула.

Когда поднялись утром, Вени дома не оказалось. Ночью никто из троих не слышал, чтоб он из квартиры выходил – отпирал замок, скрипел петлями, хлопал входной дверью. Когда он уходил среди ночи слоняться в поисках собутыльников, сон родных его не заботил – все просыпались. А в этот раз – ничего такого.

Люда в кухню зашла – там плошки-половники-дуршлаги разбросаны, тарелки-миски побиты. Мама и мальчишки молча и быстро навели порядок, позавтракали.

Людмила собиралась на работу, когда в дверь позвонили. Все трое напряглись: неужто чёртов алкаш вернулся, чтоб снова буянить и всех изводить?

Но нет. То оказалась дворничиха. Сказала, папаша валяется в кустах – мол, забирайте свой пьяный мусор.

Они все трое отправились за «кормильцем». А он уже мёртвый, окоченелый, синий. С выпавшим распухлым языком. Вот так.

– Ну и что тут такого? – Илья в очередной раз стряхнул с себя сонно-пьяное оцепенение, которое накатывало всё чаще. – Подумаешь, Верка та трахалась с другим мужиком, но очень похожим. А Веня ночью из дома тихонько выперся, в кусты опять повалился да замёрз насмерть.

– Хе-хе, – усмехнулся Владимир Сергеевич, на сей раз по-доброму. Глаза сузились, он стал похож на мудрого старого китайца. – Ты, как всегда, не слушаешь до конца.

– Так ты ж сам замолчал.

– То была театральная пауза!

– Ладно. Так в чем подвох?

– Подвохов тут хоть отбавляй. Подвох первый: он мёртвый был в ботинках, но абсолютно такие же ботинки, один-в-один, стояли в прихожей под вешалкой – их пацаны с него сняли, когда домой привели да в койку уложили.

– Считаешь, у человека не может быть двух одинаковых пар ботинок?

– Может, конечно. Но семья божилась, что такая пара у Вени одна. Причём были те две пары совершенно одинаковые – в одних и тех же местах потёртые, в одних и тех же – починенные. Даже кончик одного и того же шнурка одинаково разлохмачен.

– Хм…

– Вот тебе и хм! Подвох второй. Я говорил, но ты слишком невнимательный: бабы местные видели, как он в кустах валялся в то самое время, когда он на кухне сидел.

– Значит, – не сдавался Илья, – никого пиздюки домой не приводили. Соврали по мамашкиному наущению. Она его сама в кустах нашла, распознала инсульт… она ведь медсестра… и бросила там беспомощного, чтоб за ночь околел.

– Рассеянная ты тетеря! Пятеро – пятеро! – соседских мальчишек видели, как Валерка с Костиком выволокли пьяного папашу из хмызника и повели домой. Все эти ребята там до позднего вечера околачивались. Если б мужик вернулся в кусты за домом – как пить дать заметили бы. Третий подвох: у мертвеца на лбу не оказалось той ссадины, что он схлопотал днём. И, наконец, четвёртый подвох: экспертиза показала, что умер Веня больше полсуток назад. То есть выходит, что когда сыновья его в кустах обнаружили, он уже мёртвый был. Ну, или…

– Или ни хрена это был не он, – закончил Илья.

– Вот именно.

– А кто тогда?

– А чёрт его разберёт. И сколько их было, этих болванок, – тоже чёрт разберёт. Дети не своего отца домой притащили, а его точную копию. Кстати, Верка подтвердила, что в тот день он к ней-таки заглянул на огонёк… и под капот. Это пятый подвох.

– Опять подменыши.

– Ага.

– Чёрный плясун.