311. Повесть

Жила Тамара с родителями. С парнями не заладилось. Почему – даже для неё самой всегда было загадкой. Не срасталось. Думается мне, это потому, что девка скучная, отстранённая. С такой идёшь по улице – и разговор никогда не клеится. Приходится вымучивать из себя слова, складывать их во всякие глупости, чтоб не молчать как пень. Стараешься, из штанов выпрыгиваешь, а она только кивает, пэкает-бэкает-мэкает да по сторонам глазеет. Вот потому, наверное, и не срасталось.

Так она и жила в хрущёвской квартирке со стареющими родителями.

Семье повезло – удалось заиметь домашний телефон. Их подключили, они поставили на тумбочку под зеркалом новенький кнопочный аппарат. И отец, и мать, и Тамара первое время часто останавливались полюбоваться вишнёво-блестящим корпусом с чёрными вставками. Красотища!

Казалось бы, безобидная вещица этот домашний телефон. Какой от него может быть вред? Только польза. Удобно ведь.

Но никогда не знаешь, кто

может тебе позвонить. Бывают звонки, после которых ночь не спишь. А бывают те, что переворачивают твою жизнь вверх дном, перетряхивают, как пыльный матрас.

Тот звонок раздался, когда Тамара была дома одна, занималась мелкими делами по хозяйству и ничего такого не ждала.

У-лю-лю-лю-лю!

Звонил мужчина с бархатным, глубоким тембром. Вроде ничего особенного, но голос, как и дыхание звонившего, был полон настоящего мужского тепла, надёжности. Такой мужчина всегда придёт на помощь, защитит, ни за что не оставит и не предаст. С таким чувствуешь себя как в неприступной крепости, что выдержит любой натиск, любую невзгоду, сколь угодно сильную бурю. К такому мужчине хочется прижаться всем телом, замереть и слушать уверенное, размеренное биение его сердца.

Начался разговор нелепый, но вместе с тем и наполненный смыслом того самого

чистого, не замутнённого пошлостью и похотью чувства, что воспели Шекспир, Бальзак, Тургенев, Бунин. Мужчина неловко извинился – мол, ошибся номером. Его неуклюжие, но вместе с тем трогательные объяснения Тамара даже не осмысливала – она как губка впитывала нежный грудной голос.

И больше всего на свете она желала, чтобы этот глупый, несуразный разговор не прерывался – продолжался сколь можно долго. Каждый лишний миг, что из трубки доносились этот крепкий голос и это мерное дыхание, наполнял её свежей кровью, новой жизнью. Словно после долгих лет зимы она разом оттаяла посреди безбрежного майского разнотравья, где пахнет молодыми лебедой, полынью, мать-и-мачехой, кипреем, ромашкой, пока ещё хрустально-хрупкими, но уже ласковыми солнечными лучами утра, а над распаренной землёй стелется тонкая слоистая дымка молочного рассветного тумана. Где убегает вдаль влажное от прохладной росы полотно деревенской дороги с неизменной полоской короткой, как щетина щётки, муравки промеж колей. Где линию горизонта закрывает изумрудно-бурый лес скрипучих сосен на песчаном увале. Где несётся над диким полем зелёный шелест молодых стебельков. Где плывут над гусиной травой трели соловья.

Перестав рассыпаться в извинениях, незнакомец просто, искренне попросил: «Поговорите со мной». – «Что-что?» – Тамара не поверила своим ушам. Можно ли отказать мужчине с таким голосом? Никогда прежде на её лице не сияла, не блуждала солнечным зайчиком столь простая, не сдерживаемая навязанной скромностью улыбка.

Говорили долго. О пустяках. Мужчина не пытался разговорить Тамару – впервые она болтала без умолку, звонко и непринуждённо смеялась, как смеются-журчат-переливаются вешние воды в дремучих балках. Рассказывала о своей простой, нехитрой жизни – работе, родителях, о том, что сделала сегодня по хозяйству, что видела по телевизору. Но говорила обо всех этих незатейливых вещах она так увлекательно, так живо, что незнакомец заслушался. Он восклицал, похохатывал, отпускал шуточки, которые ни в малейшей мере не были банальными, плоскими, идеально ложились штрихами в безупречный образ, что Тамара нарисовала в своём воображении. Звонивший и сам о себе что-то рассказывал, но девушка ничего толком не запомнила – в те мгновения она закрывала глаза и погружалась в его голос, как в тёплое, чистое, душистое море. Ощущала плотный солоноватый запах живительной воды.

Так, в пустяковых разговорах и наслаждении друг другом, минул час. Или два. Или все три – что уж. Прошло бы и ещё три, четыре, пять… но незнакомец с неподдельным сожалением сообщил, что ему пора бежать. Навалилась грусть. Неужели это всё? Но нет, не всё: он спросил, когда в следующий раз она будет свободна, чтобы с ним поговорить. Завтра. Они договорились на завтра. И он позвонил. И они говорили. И на следующий день. И на следующий. И потом.