Лора глядела, как они приближаются.
– Что происходит?
– Местные пацаны, – сказал вождь Огун. – Хулиганье и грабители. Берут под охрану любой угол, берут мзду за проезд. Пожалуйста, не говорите ни слова. – И шоферу: – Заплати им. Не спорь, не разговаривай, просто заплати.
Шофер сунул в окно найры, мальчишки взяли, кивнули. Но потом увидели Лору.
– Дык у вас же тутось ойибо!
Мзда вдруг повысилась вдесятеро, а пацаны озверели, полезли в машину, сцепились с шофером, стали дергать дверь. У Лоры пересохло во рту. Они не утихомирились, даже когда вождь Огун кинул им еще денег. Со своими битами окружили седан, принялись раскачивать.
Лора в панике рылась в кармане, нащупывая сто долларов. Что говорят, непонятно, но очевидно, что она в опасности. И тут, когда она уже собралась сунуть купюру в окно, вождь Огун заорал на пацанов, и те поутихли. Он повторил, каждое слово – точно удар кулака, – и решимость их увяла.
– Пахан Иронси-Эгобия! – заорал он.
Пацаны попятились и пропустили седан.
Вождь Огун вытер лоб сложенным платком, надул щеки, продолжительно выдохнул, вяло улыбнулся Лоре. Красота его как-то поистрепалась.
– Прошу извинить, мисс Пурпур, – сказал он. – Эти негодяи обычно повежливее.
Они выехали на зеленые улицы Икойи, где вдоль тротуаров сплошь кафе и дорогие магазины. Вождь Огун попытался разрядить обстановку:
– Прелестно, да? Икойи когда-то был сам по себе остров. Но болота осушили, и мы теперь срослись. Как сиамские близнецы.
– С кем срослись?
– С остальным островом Лагос. Вон там Обаленде – это рабочий район.
Вождь Огун проинструктировал шофера, и седан свернул с центральной улицы в переулок. Вверх по одному, вниз по другому, мимо бистро и лавок. В мешанине тесных проулков и проходов Лора окончательно перестала понимать, где находится. Может, шофер с вождем Огуном нарочно петляют, чтоб от полиции уйти? Между собой они говорили по-своему – ничего не понять. Лора обернулась, хвоста не увидела. Потом сообразила, что творится.
«Запутывают меня, чтоб не запомнила, куда едем».
Они свернули в закоулок и наконец остановились у высокого забора – поверху битое стекло, над ним щупальца колючей проволоки. Тяжелая железная дверь с домофоном. Вождь Огун сурово воззрился на Лору:
– Ни слова, ясно? Ни слова о том, кто вы и зачем приехали. Если хоть полсловечка – полсловечка! – не будет никакой сделки. Мои родители ничего не знают. Это очень секретно, понимаете меня?
Она понимала.
– Разумеется.
– Поздороваемся, попрощаемся, и все. Ничего больше. Ясно вам? И о том, что я вождь, говорить запрещено. Называйте меня… общепринятым именем.
– Это как?
– Уинстон.
Она ему поклялась. Лишь тогда он выпустил ее из машины.
Вождь Огун жал кнопку, Лора стояла подле.
Домофон затрещал.
– А? Кто здесь?
– Мам, Уинстон.
– Так поздно? Что-то случилось?
– Я не один. Выйди, пожалуйста, через заднюю дверь, поздоровайся.
– Через заднюю? А через парадную почему нельзя?
– Мам, ну пожалуйста.
– Стой там. Сейчас отца позову. Маркус! Уинстон у задней двери, у него, по-мойму, беда.
Уинстон вздохнул. Вспыхнула зарешеченная лампочка, отъехал засов, открылась дверь. Появилась крошечная женщина, запахнутая в халат. Рядом ее муж в расстегнутой рубашке. Красавец.
– Сын? – спросил он. – Это чего такое?
Увидев Лору, мать Уинстона заулыбалась. Та же самая щербатая улыбка.
– А эта барышня кто? – спросила она.
– Мама, папа. Это моя коллега, предпринимательница из Северной Америки, хотела с вами поздороваться. Мы поздоровались, а теперь нам пора. – Он схватил Лору за локоть и собрался уже оттащить, но она вырвалась, протянула руку:
– Очень приятно познакомиться с вами, миссис?..
– Балогун. Мариам. А это мой муж Маркус.
Приветствия, рукопожатия; Уинстон между тем все сильнее тянул Лору за локоть.
– Ваша фамилия… Балогун? – спросила Лора. – Не Огун?
– Ой, ну нет, – засмеялась мать Уинстона. – Огун – это у йоруба такой бог железа. Из легенд.
– Правда? Я, наверное, ослышалась. Мне показалось, Уинстон сказал «Огун». Бог железа, значит.
– Железа, да. И рынков. Где кузнецы работают. Просто легенды.
Уинстон не отступал.
– Поздоровались – и хватит. Нам пора.
– Уинстон! – сурово молвил его отец.
– Прости, пап. Но нам правда пора. Прямо сейчас.
Отец вгляделся в сына, заметил наконец струистое одеяние.
– Ты чего это вырядился? А рубашка и галстук где?
Но ответить Уинстон не успел – беседа уже потекла без него. Его мать обеими руками сжимала Лорину ладонь:
– Так где вы познакомились с нашим Уинстоном? Он ни слова о девушке не говорил, у него и времени-то на девушек, по-мойму, нету. Занятой очень. Беспокоюсь я за него. – Она, пожалуй, недоумевала – сын явился, приволок в дом ойибо, но ведь не учительницу по обмену или, упаси господь, журналистку, которая про Разбитое Сердце Африки песни поет. Нормальная предпринимательница, хотя одета, честно говоря, так себе. – Вы тоже в международных финансах? Импорт и экспорт? Такая работа?
– В некотором роде.
– Мама, – сказал Уинстон. – Мы уходим. Пока.
Лора снова вырвалась из его хватки.