– Он обо мне не рассказывал? Как не стыдно, Уинстон. – И, заглянув им через плечо во двор: – Какой красивый сад.
Отец Уинстона посторонился, чтоб она лучше разглядела.
– Хобби у меня. Садик-то маленький. Эвкалипты есть, манго, груша одна небольшая… Видите? Вон там, в углу.
– Какая красавица. Можно войти?
– Нет! Папа, ей пора. У нас нет времени. Может, завтра зайдем.
За это Уинстон получил нагоняй:
– Ты как себя ведешь, сын?
– Можно посмотреть сад? – спросила Лора. – Если это вас не затруднит.
Если пришел гость, ты обязан его впустить.
– Ну конечно. Заходите, заходите. Первый раз в Лагосе?
– Первый. Только что приехала.
– Мисс Пурпур, – сказал Уинстон, – если мы сейчас же не уедем, все потеряно.
«То-то и оно».
– Не слушайте его. Он у нас торопыга. Заходите, заходите.
– Нам пора ехать. Сию секунду! – Уинстон в панике, почти умоляет. – Нам пора. Я вынужден настаивать.
Но поздно. Его родители распахнули дверь, и ойибо проникла в сад.
100
Эмброуз Литтлчайлд умирал долго. Один раз вздрогнул, усмехнулся, не открывая глаз, и упорхнул на свободу. Дежурная медсестра позвонила «Сержанту Бризбуа, СУТ» – первому полицейскому, указанному в медкарте.
Он заикнулся было, мол, я просто дежурил, я не… – но сам себя оборвал:
– Сейчас приеду.
Толку, впрочем, никакого. К приезду Бризбуа Эмброуз уже отбыл.
– Ничего не говорил? – спросил Бризбуа медсестру. – О том, кто это сделал?
– Ничегошеньки.
Пока медики готовили свое заключение, Бризбуа составлял Эмброузу компанию – в тишине, какая наступает подле недавно упокоившихся. Когда тело увезли, Бризбуа задержался у окна. Разглядел силуэт двух жилых домов – отсюда ближе, чем из центра.
Угловая квартира. Свет не горит, окна темны. От этого Бризбуа стало как-то неуютно – он, правда, не понял почему. Попросила фотографии с места происшествия, посмотрела, в расстройстве кинулась за дверь. Не пожелала ни побеседовать с психологом, ни кофе выпить, ни поговорить. Вдову утешат дети, сына – жена и его злость, а дочери куда бежать? Где она сейчас, интересно знать, подумал Бризбуа, – может, сидит дома, не включая света; может, заехать к ней, проведать?
Он не заехал, но если бы решился – что бы он нашел? Пустую комнату, открытое окно, на спинке кровати – узлом завязанные волосы.
101
– У меня здесь, так сказать, оранжерея, – гордо и смущенно сказал отец Уинстона. Тяжелые спелые манго так и просились в рот. – Скромно, конечно, но, по-моему, симпатично. Там у стены финиковые пальмы, а рядом эвкалипт. Вот этот хлипкий малец – это у нас жакаранда. Очень красиво цветет. Северное дерево. Если разрастется, буду стричь. Но вряд ли. Забор высокий, света маловато. – Битое стекло, колючая проволока. – Некрасиво, я понимаю. Но приходится хулиганов отпугивать.
Уинстон замер в дверном проеме – ступать в сад он не желал.
Мать покосилась на него неодобрительно:
– Где твое гостеприимство, сын?
– Стены высокие, но Лагос так и лезет, – вздохнул отец Уинстона. – Иногда с материка надувает сажи – так я пыль с цветов стираю. Представляете? К цветочкам с пыльной тряпкой!
Они перешли к земляной клумбе. Сложенные лепестки – белые, красные.
– Вот и все мое садоводство. Больше мне супруг не разрешает, – со смешком сказала мать Уинстона. – Розы, из Англии. Сейчас темно, а на солнце они светятся.
– Какие красивые, – сказала Лора.
– Я ухожу, – сказал Уинстон.
Она будто и не услышала. Поглядела на дом. Увит плющом. Красивые стены. Прочные. Колониальная постройка.
– И дом у вас прелестный.
Еще шажок, еще на пару дюймов ближе. «Мамочка, а можно, я?..»
Хозяйка от комплимента отмахнулась:
– Эта развалюха? Старый, весь рассохся, как муженек мой. Если б он так чинил дом, как в саду возится, мы бы уже во дворце жили!
Уинстон пытался закруглить беседу, но Лора не собиралась уходить. Может, попросить воды, посидеть, передохнуть. Впрочем, не потребовалось.
– Вы ели? – спросила хозяйка. – Голодная, небось?
– Немножко, – улыбнулась Лора. – Но мне бы не хотелось вас затруднять.
– Глупости какие! Заходите, покормим вас.
Лора обернулась к Уинстону:
– Принеси мою сумку, пожалуйста. – И, не успел он рявкнуть, проскользнула в дом.
– Нас шофер ждет!
– Заплати ему и отпусти, – велел отец. – У нас гости.
Большие кожаные кресла – можно сесть поудобнее. Пастельные английские пейзажи – есть чем любоваться. Парадные семейные портреты в рамочках. Студийные задники освещены, затянуты холстом – Лора вспомнила фотостудию в «Сирзе».
– Тут у нас гостиная, хотя точнее сказать – телевизионная.
Гигантский телевизор на подставке – Лора села напротив, мутно отразилась в экране.
– Высокой четкости, – пояснил отец Уинстона. – Плазма, пятьдесят четыре дюйма. «Сони». – Он так произнес – получилось почти «сонный». – Уинстон нам купил.
– Ну надо же.
Уинстон молча дулся рядом на диване, а его мать суетилась за стенкой, собирала гостье ужин на поднос.
– О да, – сказал отец Уинстона. – Из Америки заказал. Я с половиной кнопок так и не разобрался.
Уинстон пробубнил что-то насчет инструкции, скрестил руки на груди и продолжил безмолвствовать. Оглушительно.
Отец пропустил его замечание мимо ушей.