6 жертва

Неожиданно для всех методы московского гостя дали результаты: в земляном полу сарая под поленицей нашли схрон, в котором оказался автомат Калашникова с большим количеством патронов к нему. Экспертиза без труда установила, что именно из него был расстрелян Твердохлебов и его телохранители. Все лавры от этой находки, вопреки надеждам и хлопотам Мокрякова, достались Вешнякову: ему даже поставили на вид, как нужно работать, приведя в пример москвича, – его самолюбие было невероятно уязвлено.

Он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Своей обидой он не мог ни с кем поделиться, предпочитая одиночество любому общению. Даже наркотики не доставляли ему теперь прежнего удовольствия: обида терзала его даже в наркотическом сне.

Все попытки подлизаться к московскому следователю или втереться в его доверие ни к чему не привели – варяг ни с кем из местных не собирался делиться своим успехом. В довершение ко всему по инициативе Вешнякова оба дела начальством были объединены в одно и во главе следственной группы поставили его, переподчинив ему всех следователей, включая и Мокрякова.

Оказавшись пешкой в чужой игре, он начал свое собственное тайное расследование личности дагестанца. Ему не давала покоя фраза, столь красноречиво брошенная ему: «А ты скверный человек», – и начать его он решил с допроса Босой, которая, по его глубокому убеждению, должна была знать значительно больше, чем согласилась ему рассказать.

Отправляясь на встречу с ней, он твердо был настроен добиться от нее правды любой ценой и заставить ее рассказать ему абсолютно все, что она знает. Не без труда узнав настоящий адрес съемной квартиры, на которой она жила вместе с подругой, он позвонил и навестил их под видом клиента, назначив встречу на девять часов вечера: уговор был, что они займутся сексом на троих и он останется у них на всю ночь. Таким образом, он обезопасил себя от случайных посетителей проституток, которые могли стать невольными свидетелями его визита.

Когда ему открыла дверь Босая, встретив его в вызывающе откровенном пеньюаре, под которым не было ничего, кроме ее голого тела, она сразу поняла цель его появления и попыталась закричать, чтобы привлечь внимание соседей, но он ловким ударом в кадык заставил ее замолчать, впихнув ее внутрь квартиры и захлопнул дверь за собой.

«Зоя, что случилось?» – раздался встревоженный голос подруги из ближайшей комнаты, куда, не заставив себя ждать, ворвался Мокряков и оглушил ее. Затем связал, а бесчувственную Босую отволок на кухню и привязал к стулу, усевшись за кухонным столом напротив. Достав кокаин, вынюхал добрую порцию порошка, пока она не очнулась, а когда Босая пришла в себя и застонала, открыв глаза, спросил ее, как ни в чем не бывало:

– Как самочувствие? Узнаешь меня?

– Ты же мент, – чуть слышно прохрипела она, с трудом перебарывая боль от ушибленного горла, – какого черта ты на меня напал?

– Хороший вопрос, гражданка Босая, – нервно хохотнул Мокряков, весь вспотев от истерического возбуждения, и нетерпеливо потер руки, предвкушая удовольствие от расправы, – извини за горло, но я должен был подстраховаться. Я знаю, как это больно – ушибленный кадык, но зато ты не сможешь кричать. Только шептать, только шептать, ха-ха-ха.

– Сволочь, – со слезами выдавила она, – я же ничего тебе не сделала. Чего тебе надо?

– А я скажу, я скажу, – словно мелкий, мокрый и раскрасневшийся бес засуетился злорадостно Мокряков, то вскакивая, то садясь на свое место, – жаль моего любимого стола здесь нет, символа правосудия. Расскажи мне все, что знаешь про дагестанца и что тебя с ним связывает.

– Пошел к черту, – просипела Босая, – это незаконно. А ты мент, представитель закона.

– Ха-ха. Закона в нашей стране испокон веков не было, а-ха-ха-ха, потому что это страна не закона, а благодати. Слышишь? Бла-го-да-т-и-и-и. А-ха-ха, а-ха-ха. Слышишь, Босая, благодати. У тебя есть благодать?

Подскочив вплотную к женщине, он ухватился двумя руками за ее лицо и уставился в него своими безумными глазами наркомана, неотрывно глядел в него не меньше минуты, после чего так же внезапно отпустил и, словно забыв, вернулся к столу, повторяя:

– Нет у тебя, дрянь, благодати. Ни у кого нет, только у меня, целых пять грамм белоснежной благодати.

Женщина попыталась освободиться, пока он стоял к ней спиной, опершись на стол, и когда у нее почти получилось, он обернулся и спросил:

– Свободы хочешь? Свободы?

Испуганно сжавшись, она молчала. А дальше начался сущий кошмар – он стал ее пытать, жестоко и расчетливо, получая наслаждение от вида ее страдающей плоти, делая передышки лишь для того, чтобы задавать одни и те же вопросы: «Что ты знаешь о дагестанце и что тебя связывает с ним?»