6 жертва

Еще сильней его потрясла философия Фатимы, раскрывшей ему темные возможности человеческого тела: оказывается, любой половой акт можно превратить в магический ритуал по овладению энергией другого мира.

– В момент совокупления наши тела превращаются в пространственный портал, через который в этот мир проникают сущности из параллельных миров, обладающие в нашем мире поистине безграничными возможностями, – терпеливо объясняла ему она, обучая основам техники тантрического секса, – они могут нас наделять необычными способностями, если суметь создать с ними единое энергетическое тело, которое нужно лишь питать эмоциями: чем сильнее переживания, которые испытываешь, тем мощнее и сильнее проявления сверхспособностей у человека, с которым это тело связано.

– Сверхспособности – это хорошо, – по-детски радовался Интриллигатор, и все пытался узнать, в чем они заключаются, но Фатима ничего конкретного по этому поводу не могла ему сказать.

– У каждого мага по-своему, – уклончиво объясняла она, – всего миров девять, считая и наш, значит, твой пришелец может быть любым из оставшихся восьми. Миры не имеют ничего общего друг с другом: сущности одного дарят способности материализовывать из ничего предметы; сущности другого левитировать или предсказывать будущее.

«Чушь все это, – считал Интриллигатор, но его развлекала вся эта околосексуальная мистика в пресном мире всеобщего идейного однообразия, – но почему бы не попробовать. Быть может это придаст больше остроты моим обычным ощущениям».

Но через год он уже не мог представить, что сексом можно заниматься как-то иначе, нежели с религиозной одержимостью. В некотором смысле он обрел свою религию, а точнее ритуал, совершая который он примирялся со своим совершенно бессмысленным существованием. Сладострастные судороги женских тел позволяли ему теперь полнее наслаждаться своими собственными усилиями добиться наслаждения и лишь укрепляли веру в самого себя как хозяина этой жизни. А еще он научился левитировать, подолгу зависая в воздухе, словно падший ангел, лишенный крыльев, вместо хвоста помахивая своим членом.

Ему нравилась острота ощущений, которые он теперь получал от всего, к чему прикасался: не обременяя себя сомнениями или заботами, что позволяло со смаком, вкусно проживать каждый день. Но для этого ему приходилось делать долги, огромные долги, даже несмотря на то, что на своих кооперативных спекуляциях он хорошо зарабатывал, торгуя дефицитными бананами и ананасами, которые беспрепятственно доставал с городской овощебазы, где уже дорос до должности заведующего лабораторией.

В этой первобытной примитивности восприятия любого полового акта как жертвоприношения его подкупала полная бесчеловечность этой веры, взывающей к кровожадности и ненасытности невидимых богов, которых нужно было все время кормить и задабривать своей энергией и жизненной силой других людей, которых необходимо было губить во имя собственного самосохранения. В нем словно проснулся злобный и жадный до всяческих злодеяний демон, которого он должен был все время ублажать или самыми грязными извращениями, или истязаниями чужой плоти, но зато взамен тот наделял его способностью получать наслаждение от всего, к чему он прикасался.

Эта губительная связь влекла его во всяческие рискованные авантюры, засасывая в водоворот его беспутной жизни все большее количество людей. Он участвовал в организации подпольных собачьих боев, публичных домов и производстве нелегального алкоголя, но из-за своей чрезмерной алчности никогда не мог вовремя остановиться, теряя и свои, и чужие деньги.

Это неизбежно приводило к кровавым трагедиям, но из них он умудрялся неизменно выбраться, словно сухим из воды, заставляя по своим счетам платить других и всем своим черным сердцем радовался их смертям, вскармливая злой радостью своего внутреннего демона, которому уже становилось тесно в его личине: этот зверь из преисподней начал засматриваться на него самого, желая освободиться от его смертной оболочки и переселиться в другие более привлекательные тела, заставляя для этого покупать чужие души.

Окружающие воспринимали это как очередное святотатство, каким он хотел привлечь внимание к себе, потому-что эпатировать привычные ценности тогда вошло в моду.

В истории любой страны и любого народа наступает такой момент, когда начинают шельмовать устаревший символ веры.