А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Многие радиоведущие не имеют успеха на телевидении, потому что относятся к нему приблизительно так: «Телевидение! О боже, я попал на телевидение!» Они совершенно забывают, что ничего сверхъестественного тут нет. Вы так же сидите за одним столом с собеседником и задаете ему вопросы, просто вас еще снимают на камеру.

И если вы начнете смеяться, люди не только услышат, но и увидят вашу улыбку. Однажды во время радиопередачи мужчина, присутствовавший в студии, разделся донага и сидел, поедая банан. Я глянул на него и не смог сдержать хохота, хотя и был в эфире. Думаю, если бы это было в телестудии и он сидел бы голышом со своим бананом позади камеры, я бы смеялся точно так же. Основная разница между радио и телевидением в том, что никакой разницы нет.

Однако мое первое телешоу было достаточно странным. Оно выходило на 10-м канале в полночь по воскресеньям и не имело четких временных рамок. Шоу заканчивалось тогда, когда тема была исчерпана. Это давало мне возможность задавать такие вопросы, каких вы никогда не услышите в моем шоу на CNN. Сейчас, когда я беру интервью, я, как правило, рассчитываю на 15 или 30 минут разговора. Открытые рамки моей первой программы давали мне возможность для исследования. Например, я мог бы спросить Майкла Фелпса[32], завоевавшего восемь золотых медалей на Олимпийских играх 2008 года: «Когда вы занялись плаванием? Вам оно сразу понравилось? Вы когда-нибудь могли себе представить, что будете зарабатывать плаванием себе на жизнь? А как вы относитесь к морю?» Теперь, конечно, таких вопросов я не задаю. Сейчас все очень кратко: «Как вам далась сегодняшняя победа?»

Совсем разные вещи пригласить в эфир генерала Петреуса[33] и четко спросить у него: «Как начался мятеж[34]

?», – или же задать ему целый ряд вопросов: «Почему вы решили избрать военную карьеру? Что вас в ней привлекает? Чем вам нравится стратегия? Насколько хорошо умеют воевать иракцы? Как вы поощряете своих бойцов?»

Конечно, я бы с удовольствием задал все эти вопросы, будь у меня время. В этом и заключалась прелесть моего воскресного ночного шоу в Майами. Я мог забираться в любые дебри, куда заводило меня мое любопытство. Иногда программа продолжалась до двух часов ночи. Иногда до трех. Мы принимали звонки от зрителей, но тогда еще не было возможности выводить их в прямой эфир. Так что сообщения и звонки записывались и передавались мне.

На первом шоу обсуждался вопрос, стоит ли допускать Китай в ООН. Я сидел за столом между двумя мужчинами с противоположными точками зрения. Это было большой ошибкой. Крупным просчетом! Потому что сидел я во вращающемся кресле. И каждый раз, когда я оборачивался к кому-то из собеседников, кресло поворачивалось вместе со мной. На протяжении всей программы я то и дело пытался остановить его. Крутиться в кресле при обсуждении серьезного вопроса – что может быть более нелепым! Но знание, что все это еще и видят, делало мое поведение нелепым вдвойне. Я прекрасно осознавал проблему, потому что начал понимать силу телевидения еще во время президентских дебатов между Никсоном и Кеннеди.

Я слушал эти дебаты по радио. И у меня сложилось впечатление, что эти два умных человека в основном согласны друг с другом. Но когда я пришел на радиостанцию, чтобы вести эфир, все там только и говорили: «О, Кеннеди просто его размазал!»

«Что?»

«Кеннеди его уничтожил».

Им так показалось, потому что они смотрели дебаты по телевизору. Никсон выглядел уставшим и бледным, был не слишком элегантно одет. На Кеннеди был прекрасный костюм, и держался он великолепно. Это не имело ни малейшего отношения к сути того, о чем они говорили, но сыграло роль… то, что смотрелись они по-разному. Именно тогда я осознал силу воздействия телекартинки.

Поэтому-то я сразу понял, что мое «вращение» на пользу делу не пойдет. Позже Miami Herald ехидно это прокомментировала: «В наши дни, когда фигура ведущего телевизионных ток-шоу становится все более важной, мы увидели нечто новенькое: крутящийся и курящий ведущий». А на радиостанции мне кто-то заметил: «Никогда не видели ничего подобного. Собираешься продолжать в том же духе?»

Глисон просмотрел мою программу, а потом пришел на шоу в качестве гостя. Он приехал на студию раньше меня, накинулся на главного менеджера и потребовал у него другой диванчик, кресло, лампу. Я живо представляю, что происходило на студийной площадке: «Чувак, так не пойдет. Вот это нужно сюда. А то – туда. А вот это давай-ка подвинем вот так». Потом он отправился к осветителям и проверил, как освещена площадка. И что с ним было делать, не пускать? Он был гением в эстетике. Не знаю, может ли сегодня кто-нибудь прийти на телешоу как гость и заставить сменить обстановку в студии?