А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Когда мы входили в студию, агент Синатры оттащил меня в сторонку и сказал:

«Не знаю, как вы этого добились. Но хочу сказать: мне платят большие деньги за то, чтобы я такого не делал!»

Я попытался пройти, но он ухватил меня за руку и добавил:

«Еще одно. Не спрашивайте у него о похищении сына».

И я подумал, что мне лучше не спрашивать Фрэнка о похищении его сына, а то он уйдет.

«Ладно, – сказал я агенту. – Это вообще не мое дело».

И вот мы с Фрэнком вошли в студию. Сели. Зажегся свет. Мы были в эфире. Сейчас многие ведущие ток-шоу говорят что-нибудь вроде: «Сегодня у меня в гостях мой старый друг – Фрэнк Синатра. Рад снова видеть тебя, приятель».

Это все чушь. Я очень давно научился не врать радиослушателям и вообще любой аудитории.

Но вы должны понять, что тот эфир был совсем необычным. Слушатели у приемников недоумевали: Ларри. Фрэнк. Ларри? Фрэнк? Это выглядело бессмысленным. Фрэнк был на вершине мира. Ларри – парень с местного радио, который зарабатывал 120 баксов в неделю. Разве он может быть знаком с Фрэнком?

Я не собирался прикидываться, что мы хорошо знакомы. Поэтому я был честен. Я представил его и задал первый вопрос:

«Почему вы ко мне пришли?»

Это был удачный вопрос. Он ведь должен был мне что-то ответить. Я решил, что моя честность будет приятна Фрэнку.

Он сказал:

«Скажу тебе прямо. Примерно месяц назад, буквально накануне заключительного концерта, у меня разболелось горло. Я совершенно не мог петь. Я даже говорить не мог. Я вообще не знал, что делать. Билеты на концерт были проданы.

Поэтому я позвонил Джеки Глисону. И сказал: “Джеки, можешь приехать и спасти мое шоу?”

И он ответил: “О’кей”. Он приехал и спас мой концерт. Все было замечательно. После шоу я проводил его до машины, наклонился и шепнул: “Джеки, я твой должник”.

Когда я приехал в Fontainebleau, меня ждало сообщение от Джеки. Я позвонил и сказал: “Джеки, это Фрэнк”. И он ответил: “Фрэнк, можешь отдать должок?”»

И знаете, дальше все пошло совсем хорошо. Он оказался прекрасным собеседником. Элла Фитцджеральд понятия не имела, откуда у нее такой голос. Луи Армстронг говорил: «Я просто играю». Но Фрэнк мог объяснить все. Я помню, как он сказал: «Я как-то лежал и слушал, как Хейфец[37] играет на скрипке. Я не знал, что это за произведение. Я вообще не разбирался в классической музыке. Я никогда не слышал той мелодии. Но я плакал. И я сказал себе: что же он делает? Или вот еще: я видел, как Томми Дорси[38] играет на тромбоне. А его пиджак при этом даже не шевелится. Не шевелится! И только эти божественные звуки… Все дело в потрясающем контроле дыхания. Я попытался повторить это. Смогу ли я имитировать эти звуки? Смогу ли я повторить такую музыку? Смогу ли я заставить вас плакать?» – Фрэнк умел размышлять о подобных вещах.

В ходе интервью Фрэнк явно стал чувствовать себя более спокойно. Так что, как видите, моя честность и то, что я никого из себя не строил, пошла только на пользу. Где-то в середине программы я сказал ему: «Фрэнк, каковы ваши отношения с прессой? Может быть, слухи преувеличены? Или вас действительно достали?»

Он ответил: «Ну, может быть, я действительно несколько преувеличиваю. Но тем не менее меня действительно достали. Взять, к примеру, историю с похищением моего сына…»

Я глянул на его агента и подумал, что тот сейчас рухнет в обморок. А Фрэнк рассказал всю историю с похищением и о том, как отнеслась к этому пресса.

Почему он это сделал? Потому что чувствовал себя комфортно. Много лет спустя – после множества других телеи радиоинтервью, которые он дал мне, – он написал мне в письме фразу, которая, наверное, заставила бы Джеки Глисона улыбнуться. Он написал: «Ты делаешь так, что забываешь о камере».

С того интервью у нас с Фрэнком завязались дружеские отношения. И в тот день после завершения программы, после трех часов разговора, он спросил: «Ну что, парень, хочешь попасть на концерт?»

«КОНЕЧНО!» – воскликнул я.

«Приходи завтра вечером. Оставлю тебе столик у сцены. Можешь пригласить кого-нибудь».

Теперь я мог предложить любой женщине в городе пойти со мной с уверенностью, что мне не откажут. Хочешь пойти со мной на Фрэнка Синатру? Будем сидеть за столиком у сцены! Можно ли вообразить что-либо более заманчивое?