Читаем А что это я здесь делаю? Путь журналиста полностью

А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Скажу вам откровенно, ожидая операции, я очень хотел сохранить этот счет. Я хотел снова увидеть всех, кого любил. Но операция – дело печальное. Те, кто ее пережил, утверждают, что все это ерунда. Но я еще не встречал никого, кто, ложась в больницу, заявлял: «Да это мне раз плюнуть!»

И вот появился хирург – в десятигаллонной шляпе[87] и ковбойских сапогах. Это был доктор Уэйн Айсом.

«Мистер Кинг, – сказал он, – все будет хор-р-р-рошо! Все будет хор-р-р-рошо!»

Что за дела? Разве не все кардиохирурги – евреи? Откуда взялся этот кардиоковбой? Позже я узнал, что существует лишь два вида кардиохирургов: евреи и техасцы. Не бывает кардиохирурговпротестантов из Южной Дакоты. Их просто не существует в природе.

Доктор Айсом подошел ко мне и начал первичный осмотр. Ну, знаете, такое постукивание по груди двумя пальцами.

Я посмотрел вниз, моргнул, глянул еще раз… У него не было половины большого пальца на правой руке!

Что я должен был думать? Этот человек оперировал Дэвида Леттермана и Уолтера Кронкайта[88], и у него вместо большого пальца – обрубок!

Я сказал:

«Доктор Айсом, у меня всю жизнь была необъяснимая привычка: когда я встречаюсь с кем-то, я пересчитываю у него пальцы… и у вас я насчитал девять…»

Он улыбнулся и рассказал, что в детстве схватился за ветки живой изгороди, которую его мать в тот момент подстригала. Она не заметила и случайно отрезала ему кончик пальца. И он утверждал, что благодаря этому стал более искусным хирургом, потому что научился одинаково хорошо орудовать обеими руками.

«Знаете, – сказал ему я, – я зарабатываю на жизнь тем, что задаю вопросы. Поэтому мне нужно знать: что вы будете делать со мной завтра?»

«Вы уверены, что вам нужно это знать?»

«Конечно».

«Ладно. Так вот, завтра мы возьмем пилу и вскроем вашу грудную клетку».

«BorgWarner? – перебил я. – Ту самую пилу из рекламы с белками на деревьях?»

«Как ни странно, я отвечу вам “да”. Потому что пила изготовлена именно этой фирмой».

«А белки будут?»

«Потом мы оттянем назад ваши ребра, подключим вас к искусственному сердцу и легкому, вытащим ваше сердце, чтобы вместо него работал аппарат, а потом вырежем вены из ваших ног и…»

«Все! Хватит! Хватит!» – взмолился я.

Ночью мне приснилось, что доктор Айсом, бреясь, отрезал себе другой палец. Я проснулся с мыслью, что меня будет оперировать хирург с восемью пальцами на руках.

Когда мне дали наркоз, я не увидел никаких границ мира. Никаких огней. Я не вспомнил ничего о своей прошлой жизни. Я просто был в отключке восемь часов.

Оказалось, мне сделали коронарное шунтирование. Возвращение в реальность было одним из величайших моментов моей жизни. Я открыл глаза и почувствовал, что немного замерз. Я был укрыт какими-то одеялами, и медсестра сказала: «Мистер Кинг, вы прекрасно справились». В тот момент я был счастливее всех на свете.

Фрэнк Синатра превратил мою палату в ботанический сад. Цветов было так много, что их просто некуда было ставить. Мы раздавали их другим пациентам больницы.

Прилетела Энджи Дикинсон, и Боб решил сообщить мне об этом.

«Угадай, кто пришел?» – спросил он.

«Джо ДиМаджио?» – предположил я. Боб-то ведь был спортивным агентом.

Заехал Тед Тернер. Это было замечательно, потому что первое, о чем думаешь после операции на сердце, – возьмут ли тебя обратно на работу?

Настроение у меня было прекрасным. Уже довольно скоро я мог сам подниматься по лестнице. А через неделю меня выписали. Был один из великолепных зимних дней. Нью-Йорк был просто чудесным! Я отправился обратно в дом к Марти и Эллен. По дороге мне попался филиал букмекерской конторы OTB[89]. Я зашел.

Ко мне обратился служащий конторы со словами:

«О, а я читал в газетах, что вам сделали операцию на сердце. И как вы?»

«Прекрасно».

«Рад за вас, – сказал он. – На кого будете ставить?»

Ценность таких моментов понимаешь только после того, как перенес операцию на сердце.

После этой операции я много раз беседовал с Эвереттом Купом. Мы вместе участвовали в различных мероприятиях, и я нередко представлял его на званых обедах.

«Вы должны, – сказал он мне как-то, – считать этот инфаркт одной из самых крупных удач в своей жизни. Вам повезло в том, где это с вами случилось, повезло с типом инфаркта и повезло, что вам было в тот момент 53. Если уж такому суждено случиться, то лучше именно в этом возрасте. Если все пойдет хорошо, вы проживете еще очень долго. К тому же вас оперировали прекрасные врачи в прекрасной больнице. Если бы у вас не случилось того инфаркта, вам грозил другой, более обширный. Так что не все, что кажется плохим, на самом деле действительно плохо».

Прошло много лет, прежде чем я понял эти слова.