Страхов расходится со старшими славянофилами в оценке рационализма, это понятно уже из того, что он идентифицирует себя как гегельянца. В статье «О значении гегелевской философии в настоящее время» им констатируется такая характерная черта философии Гегеля, как рационализм, и в связи с этим утверждается ведущая роль разума в познании. Он пишет о возможностях рационального познания. Приводит при этом красивую легенду о том, как однажды солнцу донесли: несмотря на весь его свет, на земле все-таки много темного, например, что по ночам бывает везде темно. Не доверяя доносу и желая проверить, не должно ли оно изменить свой образ освещения и светить как-нибудь лучше, солнце пошло осматривать места, на которые ему указали. Поднялось туда, где была ночь, и видит, что все светло; заглянуло под облака, в ущелья гор, в темные леса и видит, что и там все светло. Словом, куда ни приходило солнце, везде было светло, как днем. Тогда солнце успокоилось и стало светить по-прежнему. Страхов сравнивает солнце с разумом: «Стоит только указать разуму на что-либо темное, и самый взгляд разума будет уже озарением этого темного. Разуму, как солнцу, не нужно изменять своего образа действия, потому что он не виноват, если темно там, где его нет…»[514]
Анализ взглядов Страхова позволяет сделать вывод, что рациональное познание мыслитель отождествляет с научным постижением мира. Однако вне его пределов он отмечает ограниченность рационалистического способа мышления, сближаясь со славянофилами. Как известно, именно Страхов ввел термин «просвещенство», выступая против культа научного знания, лишенного нравственного измерения. Продолжая Хомякова и Киреевского, мыслитель, на наш взгляд, внес вклад в критику сциентизма. В частности, он одним из первых выступил против перенесения учения Дарвина на понимание социальных явлений[515]. Тем не менее до конца своего творческого и жизненного пути мыслитель утверждал разум, рациональное мышление как важнейшее, сущностное свойство человека. Без него невозможно уяснение какого-либо вопроса, в том числе понять нашу самобытность. Рационализм, согласно Страхову, – это великое развитие отвлеченной мысли – является одним из средств к «сознательному уяснению наших собственных духовных инстинктов». А согласно Хомякову, «формальный разум» рождает «безжизненные» формы.В отношении к рационализму Хомяков и Страхов, вероятно, расходятся более всего. У А. С. Хомякова рассудочному познанию индивида противостоит целостный церковный разум. По Хомякову, для познания высших истин необходима целостность сознания: рассудок, разум, в единстве с моральными силами должны быть обращены к познанию «всесущего духа». Подобная целостность достигается в церковном единении многих познающих людей, в «общении любви», при условии свободного соединения людей в духовный союз, что свойственно только православной, но никак не западной Церкви. Если для Хомякова идеи живознания, соборности играли очень важную роль в обосновании особого исторического пути России, в решении вопроса о национальной самоидентификации, то Страхов не употреблял данных терминов, хотя как для органициста идея целостности была в развиваемом им воззрении стратегемой, но воплощалась она в иных вариантах.
Несмотря на различия во взглядах Хомякова и Страхова, принципиально общим было то, что оба они исходили из органического подхода. Причем если у Хомякова и Киреевского органическая методология не отрефлексирована, то Страхов в ранней статье «Органические категории» заявляет о себе как сознательном стороннике органического взгляда на мир, первым после неудачной попытки Г. Эдельсона характеризует его сущность и особенности. Им вскрывается источник этого взгляда. В данной работе верно констатировалось, что органические категории появились из немецкой философии. Гегелю, по его мнению, принадлежит органическое понимание самой философии, историко-философского процесса, в котором развитие мысли есть органический процесс. Это понимание, считал Страхов, надо перенести на другие сферы действительности. Интересно, что в данном случае русский мыслитель опирается на авторитет Гегеля, а не Шеллинга, несмотря на то что первым начал разрабатывать органицизм в своей натурфилософии именно этот философ.
Приверженность Страхова к органицизму отчасти может быть объяснена влиянием Аполлона Григорьева, но, думается, что она была для его философского творчества органична, ибо он – биолог по образованию, и уже его ранние работы были посвящены анализу органической жизни. Органический подход Страхов старался провести в исследовании любой сферы, где это было возможно, в натурфилософии, методологии науки, гносеологии, этике, эстетике, философской антропологии. Поэтому, несмотря на то что философской системы мыслитель не создал, возможно говорить о целостности его взглядов, которую задает органическая парадигма, поэтому философию Страхова можно назвать органической.