А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Почему такое стало возможным? Да потому, что для молодого человека важна вовсе не истина (которая еще неизвестно что такое), а четкая фиксация в глазах публики собственного превосходства. Важна не истина, а победа (в данном случае в схоластическом споре). Чтобы четко зафиксировать «результат», т. е. победу, нужны измерители (голы, очки, секунды). Только мышление, опосредованное измерением, вынуждает считаться с собой. И при этом совершенно упускается из виду, что разжигание страстей спортивной борьбы, крысиные гонки за «результатом» неизбежно приводят к измельчанию души, к выталкиванию ее на поверхность и к отрыву от истины. Утрачивается понимание того, что философское познание и «измеряемый результат» – это две вещи несовместные.

Нравится нам это или нет, но массовое общество – реальность, и оспаривать его право на жизнь бессмысленно. Вопрос в другом: а имеет ли право на жизнь еще и нечто другое?

Все мы помним, пушкинский Моцарт в порыве благодарности за редкостный дар сочувственного понимания воскликнул:

Когда бы все так чувствовали силу Гармонии!

Но, как мы опять же помним, он тут же и осекся:

Но нет: тогда б не мог и мир существовать;Никто б не стал заботиться о нуждах низкой жизни;

Все предались бы вольному искусству.Нас мало избранных, счастливцев праздных,Пренебрегающих презренной пользой…

Да, «польза» – это великое слово. Кажется, что весь мир вращается вокруг пользы. И все же остается открытым вопрос: а не «полезны» ли для выживания человечества также и «пренебрегающие презренной пользой»? Может быть, без них, то есть без занесенных в «Красную книгу» платонов, моцартов и пушкиных мир вообще сорвется со своей оси и полетит в тартарары?

Двадцатый век убедительно доказал, что подавляющее большинство сфер человеческой деятельности может, а значит, и должно быть организовано по типу массового производства. Это – экономика, техника, наука, поп-искусство. И все же сохраняется несокрушимая вера в то, что в мире должны существовать также и оазисы духовной тишины, такие как религия или высокое искусство. Таким же оазисом должна стать, по мысли старших славянофилов, и философия, но философия не школярски-наукообразная, а духовно-творческая. Ни минуты не сомневаясь в огромной значимости и полезности обезличенного «технического» знания, славянофилы со всей остротой поставили вопрос о не меньшей значимости знания иного рода, а именно знания личностного, процесс добывания которого связан не с обездушиванием и обезличиванием человека, но с его духовным возрастанием.

«Мышление, отделенное от сердечного стремления, есть, – пишет И. В. Киреевский, – <…> развлечение для души, как и бессознательная веселость. Чем глубже такое мышление, чем оно важнее, по-видимому, тем, в сущности, делает оно человека легкомысленнее. Потому серьезное и сильное занятие науками принадлежит также к числу средств развлечения, средств для того, чтобы рассеяться, чтобы отделаться от самого себя»[582].

Научное мышление не только подавляет «сердечные стремления», не только помогает человеку «отделаться от самого себя», оно в силу своей аналитичности культивирует в человеке склонность даже внешнюю реальность воспринимать в аспекте разложения и распада. Оно исходит из ложного убеждения, будто от анализа можно вернуться к синтезу легко и без потерь. Но если из яйца яичницу действительно сделать просто, то из яичницы «синтезировать» вновь яйцо невозможно.

Из школьного курса биологии мы знаем, что все живое вовлечено одновременно в два разнонаправленных процесса. С одной стороны, в процесс ассимиляции, усвоения, синтеза, с другой – в процесс диссимиляции, разложения, растления. Оба процесса равно необходимы для выживания человека, но можно ли к ним относиться как к равнозначным?

Пафос славянофильской гносеологии – это острое переживание того факта, что познание не является духовно нейтральным процессом. Познание – это процесс, который совершается в самом бытии. И каждый должен совершить фундаментальный выбор – на стороне каких сил он желает участвовать в этом процессе?

Если человек принял решение противостоять силам растления и распада, то он обязан прежде всего в самом себе культивировать способность «собирающего» мышления, культивировать способность восприятия реальности в ее «высшем» проявлении, т. е. способность восприятия «преображенной», «благодатной» реальности. А это и значит развивать в себе зачатки «верующего разума».

По словам апостола Павла, «вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр. 11, 1). В переводе на философский жаргон это означает, что вера есть высоко развитая способность ценностной ориентации, а также способность художественными средствами выражать внутренний мир, делать его доступным чувственному восприятию.