А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

«Из ста народных учителей и учительниц, довольно-таки самоотверженно зябнущих и голодающих в деревне, 99 не заглядывают ни в Хомякова, ни в Данилевского, ни в Страхова. До последней степени очевидно, что человеческая волна, идущая сюда, имеет импульс свой совсем в другом месте»[575]. И далее Розанов объясняет: тут главной была роль К. Ушинского, В. Стоюнина, Н. Пирогова. Что же касается православия, то и тут Серафим Саровский и Амвросий Оптинский «были современниками зарождения и расцвета славянофильства, но едва ли принимали его близко к сердцу»[576]. Далее Розанов говорит о влиянии Пушкина, Гоголя и русского романа (Тургенев, Гончаров, Достоевский, Толстой).

«Почему земцы, почему особенно народные учителя – не славянофилы?»[577]

Потому что у славянофилов все было засахарено, без перца и остроты. «Теории… славянофилов… навевают мечты какого-то золотого века, когда вокруг нет никакого золотого века»[578]. И только в самом конце Розанов делает исключение для семьи и детского воспитания: «Но поистине семья и детское воспитание есть уже в быту

самом – тоже осколки первобытного счастья: и закон рая уместен в раю»[579]. То есть только в семье положения Хомякова действуют и работают.

Но вот наступила революция 1905–1907 годов, Россия закачалась, народ тоже показал себя не с лучшей стороны, и Розанов пишет статью «Алексей Степанович Хомяков. К 50-летию со дня кончины его». И здесь уже совсем другой тон. Розанов объясняет успех Ницше и Шопенгауэра в России: «Мы стали зачитываться этими философами, как дети пустыни зачитываются Шехерезадою». «Самое главное, а для Хомякова самое несчастное, заключалось в том, что он не давал заоблачной теории, не давал и своей личной выдумки, усвоив которую каждый носился бы с нею, как со своим личным украшением…» «Хомяков же гениально объяснил просто русскую жизнь, разлитую вокруг нас, которая своей привычностью и обыкновенностью “претила” <…> грубой части толпы». «Увы! Это общий закон: хотя корова нас кормит, а на слона мы только любуемся в зоологическом саду, но слона мы с любопытством рассматриваем со всех сторон… <…> Тогда как с коровы спрашиваем только хорошего молока, при болезни ее закалываем». «Значение Хомякова в истории русской мысли не подлежит ни уничтожению, ни забвению. До настоящего времени и, вероятно, навсегда, он был и останется самою высокою вершиною, до которой достигала так называемая славянофильская мысль». Как видим, совсем другой тон и другая оценка.

Хомяков «…выразил, что в натуре русских лежит что-то, что делает русских первым настоящим христианским народом. Русские – христиане. Вот, в сущности, главное его открытие, усиленно потом повторенное Достоевским (только повторенное)»[580]

.

Но даже здесь – критика стиля Хомякова: «По идеям – Марк Аврелий, а по форме и выражению идей – точно сотрудник из “Figaro”»[581].

Последнее по времени высказывание Розанова о Хомякове – обстоятельная рецензия на монографию В. Завитневича о Хомякове с привлечением отзыва о ней о. Павла Флоренского «Вокруг Хомякова». Рецензия называется «Важные труды о Хомякове». Начинается она так: «Проф. Киевской духовной академии В. Завитневич с 1892 (издавал с 1902 по 1913 гг.) и по сие время трудится над изучением “первоначального” славянофильства, Хомякова, и напечатал уже три громадных тома исследований его жизни, личности и умственного творчества».

Далее Розанов задает вопрос актуальный и в наши дни: «Почему Академия наук не предпримет давно нужного и значительного сводного издания русских славянофилов, мышление которых вообще представляет ядро русского национального самосознания?»

Далее о труде Завитневича: «На этот-то пока единственный труд появилась довольно обширная и очень углубленная критика первенствующего в наши дни в богословском и философском направлении П. А. Флоренского (только что вышедшая книжка “Богословского вестника”). Яркость и блистания мысли Хомякова попали под гранение его страстного почитателя, вождя теперешнего молодого славянофильства (в Москве), но для коего “magis arnica veritas”»

«В одном месте критик книги В. З. Завитневича называет Хомякова, “пожалуй, самою благородною личностью новой России” – и такими словами, конечно, все сказано». Далее Розанов цитирует Флоренского: «Это как бы пересказ Хомякова, но почти без интонаций. Между тем Хомяков ли – водопад идей и тем – не возбуждает острых и тревожных вопросов?»

Далее Розанов продолжает: «Все это – как отточено, и ни одного слова не поставишь иначе. Тем не менее, принимая во внимание 20-летний труд над Хомяковым, просто и прямо берешь в охапку и доброго профессора и три его увесистых тома и кричишь: золото! золото! Смотрите, сколько старик притащил нам, молодым читателям, золота!» «Труд, седой труд сам по себе до того величественно-почтенен, что прямо не думаешь о критике и не хочешь критики». Таким образом, Розанов берет Завитневича под свою защиту от критики Флоренского.