Но есть и другого рода поэты – поэты чудных форм, поэты пластики, поэты вполне объективные – играют ли они подчас даже несколько холодно формами, как живописец красками (Майков), переносятся ли они в речь созерцания прошедшего, как Мей, вы на каждом шагу чувствуете, что это действительные поэтические силы, не всегда способные возвыситься до глубокого содержания, но набрасывающие свой яркий колорит на всякий предмет.
И к таким поэтам форм тоже не принадлежал Хомяков.
Стихотворения его – даже не следы глубокого и оригинального духа, а просто роскошь его, избыток его силы. Следы хомяковского духа – его философские статьи, его теологические брошюры, наконец, исторический труд, им оставленный.
В приговоре Белинского несправедливо одно только. Он видел в стихотворениях Хомякова заказные, деланные впечатления, тогда как впечатления эти нисколько не деланные. Впечатления эти, как результат глубоких самостоятельных убеждений, были отблесками цельной и полной, нравственной и умственной жизни. Эта цельная и полная жизнь – отражалась
Во всех поэтических искрах натуры Хомякова есть и свет и огонь, но сосредоточивался свет и огонь этой высокой натуры в другой деятельности…
Подтверждать дело выписками мы не станем. Выписок много в различных статьях о покойном Хомякове, но все они доказывают только силу и оригинальность его натуры и нисколько не опровергают эстетической сущности взгляда Белинского.
Вообще же на двух этих дорогих и разновременных могилах, пора бы нам перестать перебрасываться вызовами и попреками. Белинский и Хомяков – равно достояние нашего сознания, равно борцы за святое и честное дело нашей умственной самобытности…
Этого можно было не знать и даже искренно не знать, лет шесть или даже пять назад, но этого нельзя уже не видеть теперь. История есть суд Божий[631]
.Конечно же, статья «Стихотворения Хомякова» была редакционным возражением Ап. Григорьеву, она уточняла и поправляла его мнения и оценки Хомякова, высказанные в статье «Оппозиция застоя». Она свидетельствует даже не о полемике, а о диалоге критиков внутри журнала, который подчас возникал в пределах одного номера. Внешне статья как бы подтверждает разногласия Ф. М. и М. М. Достоевских с Ап. Григорьевым, на самом же деле она свидетельствует о свободе выражения разных суждений единомышленников и о возможности их спора. Достоевский был прав: редакция «Времени» не ограничивала Ап. Григорьева в публикации статей, но в то же время корректировала его пристрастия и увлечения своими редакционными материалами. Ни Ап. Григорьев, ни Н. Страхов таких мнений редакции «Времени» не разделяли и видели в них уступку Достоевских западникам в их полемике со славянофилами.