Вы скажете, – упрекал его Аксаков, – что Ваше намерение было представить – как думают сами поляки о себе и своем призвании; Вы хотели стать на их точку зрения и посмотреть их глазами. Это прием верный; это сделать было и нужно и полезно; но Вы должны были тут же показать всю ложность этой польской точки зрения. Разумеется, с польской точки зрения, Россия представляется чем-то невыразимо малым, ничтожным и презренным, – и читатель из Вашей статьи выносит именно это убеждение. Конечно, Вы упоминаете о неуважении поляков к правам чужой народности, но из Вашей статьи не видать, почему и уважать их! Позвольте мне сказать Вам откровенно. Это происходит оттого, что Вы сами себе не уяснили внутренней сущности старой Западной и принадлежащей еще вполне будущему Славянской цивилизации. Вы признаете
Действительно, статья «Роковой вопрос» породила многие сомнения и толки, имела странный резонанс: «радовала тех, против кого собственно шла, и печалила тех, за кого стояла»[637]
. «Великим наказанием мне было то, – писал позже Н. Н. Страхов, – что меня принимали часто за полонофила и по этой причине обращались со мною с особым уважением»[638].К многочисленным упрекам в адрес автора «Рокового вопроса» И. С. Аксаков в редакторской заметке в газете «День» присоединил еще один: в недобросовестном цитировании статьи И. В. Киреевского «Обозрение современного состояния литературы» (1845), увидев попытку Н. Н. Страхова «прикрыть свое сомнительное направление авторитетом честного имени Киреевского, известного глубиной своих русских воззрений и искреннею любовью к русской народности»[639]
. Стремясь оградить имя Киреевского от несправедливого нарекания, И. С. Аксаков восстановил цитату в ее полном виде, в том числе и столь важные рассуждения о польской аристократической культуре: