А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Между этим искусственным просвещением и естественными элементами умственной жизни народа не было ничего общего. Оттого в целой образованности польской произошло раздвоение. Между тем как ученые паны писали толкования на Горация, переводили Тасса и неоспоримо сочувствовали всем явлениям современного им европейского просвещения, – это просвещение отражалось только на поверхности жизни, не вырастая из корня, и, таким образом, лишенная самобытного развития, вся отвлеченная умственная деятельность, эта ученость, этот блеск, эти таланты, эти славы, эти цветы, сорванные с чужих полей, вся эта богатая литература

исчезла почти без следа для образованности польской и совершенно без следа для просвещения общечеловеческого, для той европейской образованности, которой она была слишком верным отражением.[640]

Н. Н. Страхов полностью согласился с этим замечанием И. С. Аксакова, ответив своему оппоненту так: «Вы защищали И. Киреевского в глазах тех, кто его не читал, как сами говорите. Если так, то ваша “Заметка” весьма нужна. Русская публика мало читает серьезные русские книги и, конечно, легко могла счесть даже И. Киреевского за приверженца поляков»[641]

.

Бурная журнальная полемика начала 1860-х годов вокруг статьи «Роковой вопрос», процесс формирования почвенничества как общественного и литературного движения отразились в первых шести письмах переписки И. С. Аксакова и Н. Н. Страхова. Эти материалы значительно дополняют наши знания о событиях и ключевых фигурах политической и общественно-литературной жизни России.

Умерли «старшие» славянофилы: К. С. Аксаков, братья Киреевские, А. С. Хомяков… И только И. С. Аксаков почти в одиночестве все еще пытался соединить славянство перед предстоящими бедами. «Славянофилы могут все умереть до одного, – писал он, – но направление, данное ими, не умрет, – и я разумею направление во всей его строгости и неуступчивости, не прилаженное ко вкусу и потребностям петербургской канканирующей публики»[642].

Письма рубежа 1860–1870-х годов в основном посвящены подготовке к публикации сатиры И. С. Аксакова «Судебные сцены, или Присутственный день уголовной палаты», а также затеваемому в Петербурге новому русскому журналу «Заря», формированию его авторского состава.

«Неподдельная, искренняя любовь к Русской земле и ее народу, ревность о ее чести, славе и интересах, – писал И. С. Аксаков 6 сентября 1868 года, – участие в ее современной.истории, в ее современных жизненных, а не навязанных вопросах, раскрытие не одних отрицательных, но положительных сторон русской народности, – нравственная опрятность и чистоплотность, чего именно недостает обыкновенно петербургским изданиям, – вот те стороны журнала, которые могут снискать ему всеобщие симпатии. Вне их, этих сторон, нет действительной, здоровой силы. Русский человек, читая петербургские журналы, чувствует себя как бы depayse, – угнетенным, сконфуженным в своем непосредственном русском чувстве и русских инстинктах»[643]

. Переписка этого периода поучительна и важна для понимания смысла и сути общественно-политических боев и литературных столкновений «эпохи великих реформ».

C 1880 года И. С. Аксаков приступил к изданию «Руси», газеты, которую, по словам Н. Н. Страхова, было «освежительно читать» и «держишь в руках без брезгливости, с уважением!»[644].

Письма 1880–1885 годов – документы значительного этапа русской истории. В них – присущий корреспондентам историзм мышления, четкий диалектический взгляд на события; в многочисленных и важных суждениях, оценках, характеристиках, описаниях – аналитическая, критическая основа.

Подробно обсуждаются актуальные проблемы нигилизма, мистицизма, отношение к террору; спор о дарвинизме, за которым стоит и более общий спор с материализмом вообще. В письмах отразилась общественная среда: солидарность идеям Н. Я. Данилевского о России как самобытном явлении и особом типе духовной жизни, полемические оценки выступлений Вл. С. Соловьева.

2 марта 1881 года, после убийства императора Александра II, Н. Н. Страхов обратился к И. С. Аксакову: