А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Однако все не так катастрофично. На протяжении истории возникало много разрушительных тенденций, которые к нашему времени постепенно исчезли. Однако одиночество, охватывающее все большее количество людей, ставит перед нами новые проблемы. Мало того, что оно не лучшим образом влияет на наше самочувствие; оно еще и делает нас уязвимыми. В уверенности, что избавление от душевного страдания заключается в работе с нашим состоянием – хотя бы с помощью правильно подобранных медицинских препаратов – мы не только острее чувствуем одиночество; мы еще и нуждаемся в том, чтобы кто-нибудь объяснил, что с нами не так. Что в действительности происходит у нас в душе. Множество социальных связей распадается, зато возникает новая: со специалистом-психологом.

Интерпретация души

Представление о том, что внутри у нас что-то сломалось, было бы, вероятно, более приемлемым, если бы не мысль о том, что сломанная часть скрыта. Поскольку мы не осознаем сломанную часть себя, мы не знаем, в чем заключается поломка. Лишь один человек знает, что скрывается в шкафу: специалист.

Странность этой веры в эксперта заметна в первую очередь тогда, когда экспертов нет. Яркий пример – последствия цунами, накрывшего в 2004 году Шри-Ланку. После того, как стихия изуродовала берега острова и унесла множество человеческих жизней, гуманитарные организации со всего мира направили на Шри-Ланку целый батальон психотерапевтов, что описывается как самое масштабное психологическое вмешательство в истории. Предполагалось, что специалисты станут работать с посттравматическим синдромом (ПТСР), а также проводить беседы, акцентируясь на возникающих у человека чувствах, что должно было помочь в проживании событий, которые без этой помощи стали бы невыносимыми.

Одной из немногих, кто воспротивился этому вмешательству, была шриланкийско-американская психолог Гайатри Фернандо. Фернандо еще до цунами исследовала, как ланкийские дети переживают насилие и потери, вызванные долгой гражданской войной на Шри-Ланке, и знала, что в ситуации цунами диагноз «посттравматическое расстройство» не вполне уместен, хотя в западной психиатрии он считается универсальным.

После цунами Фернандо продолжила расспрашивать жителей Шри-Ланки об их опыте и обнаружила, что те, кто был ранен или потерял близких, придавали меньше значения «внутренним» процессам, имевшим вид болезненных воспоминаний и горестных размышлений. Вместо этого они подробно говорили о том, как катастрофа повлияла на их душевный настрой и сказалась на конфликтах с ближайшим окружением. Опрошенные Фернандо ланкийцы больше всего тревожились о социальном дисбалансе и о том, что им не удастся выполнить свои обязательства перед родственниками и соседями. Подобно неграмотным дехканам Лурии, ланкийцы, похоже, больше заботились о «внешнем», чем о «внутреннем».

Поскольку такая реакция с трудом вписывалась в западную модель работы с травмой, работа гуманитарных организаций несколько застопорилась.

«Спустя две недели после цунами у нас были сотни психотерапевтов, которые никак не помогали, а большинство из них только мешали», – так прокомментировал ситуацию один из врачей ВОЗ. По мнению многих терапевтов-специалистов по работе с травмой, катастрофа нанесла жителям острова такой удар, что они все еще пребывают в состоянии шока. В интервью Би-би-си терапевт беспокоился, что дети больше хотят вернуться в школу, чем говорить о своих болезненных воспоминаниях. По словам терапевта, «они явно находились в стадии отрицания». Им еще предстоит «в полной мере пережить весь ужас, который выпал на их долю»[312].

Подобные рассуждения сегодня настолько распространены, что на них мало кто реагирует. Подавить болезненные переживания, закрыть глаза на несправедливость, отрицать неуместное влечение – все это вполне знакомый способ мыслить. Мы часто и с охотой применяем эти приемы – и по отношению к другим, и по отношению к себе. Такая модель допускает знание о реальном положении вещей. Мы действительно

знаем что-то, в чем не хотим себе признаться. Значит, дело не в ошибке, не в недостатке внимания. В душе у нас что-то есть, но мы не хотим знать, что именно.

Давайте присмотримся к этой идее. Возможно, терапевт и прав. Если кто-то что-то «отрицает», значит, он не осознает того, что отрицает. Отрицание указывает на нечто обманчивое, неопределенное. Оно помогает нам не знать, в чем дело. Но если человек сам не сознает, что что-то отрицает, то как об этом может знать другой человек?

Вот вам следующая история (совершенно реальная): Фрейд едет в поезде со своим самым многообещающим учеником Карлом Густавом Юнгом. Юнг с энтузиазмом повествует о неких доисторических останках, обнаруженных недавно в Бремене. Судя по всему, он в восторге от этого археологического открытия. Фрейд, которому известно, что Юнг мнит себя претендентом на психоаналитический трон, толкует рассказ Юнга как эдипальное желание последнего убить его. Фрейд теряет сознание.