Мария из тех, кому есть что рассказать об агрессии. Я смотрю на ее красные, потрескавшиеся руки. Она часто моет их, и желательно в горячей воде.
– У меня были периоды, когда я обливала кипятком все тело. Думала, что это как мыть посуду: чем горячее вода, тем чище. Одно время я роняла вещи, они как будто просто выпадали у меня из рук и летели на пол. Мне кажется, это что-то нервное – такое купание в кипятке.
Мария не столько боится заразиться ВИЧ, СПИДом или гепатитом сама, сколько опасается передать эти болезни своим друзьям и близким. Она вообще боится причинить вред другим. Никакой риск нельзя списывать со счетов. Одно время Мария присматривала за женщиной с ограниченными возможностями, это было ее последнее рабочее место. Опасным ситуациям не было конца. Одно
А вдруг я нарушу обязанность соблюдать конфиденциальность и что-нибудь о ней расскажу?
А вдруг я забуду дать ей лекарство?
А вдруг я случайно задушу ее, когда буду перекладывать ее в постель?
А вдруг я забуду поднять перила кровати, она упадет и сломает позвоночник?
А вдруг я забуду пристегнуть ее к инвалидному креслу, она соскользнет и ударится затылком так, что череп треснет?
А вдруг я пролью что-нибудь ядовитое ей в бутылку с водой?
А вдруг я во время купания прикоснусь к ней неподобающим образом?
А вдруг она проглотит шампунь и отравится?
Эти мысли заставили Марию задуматься, не психопатка ли она в глубине души.
Однажды, когда Мария купала свою подопечную в душе, на лицо женщине попало мыло, женщина облизала губы и проглотила немного пены. Сердце у Марии тут же застучало, как молоток, и она потеряла сознание.
Очнулась Мария на полу ванной. Над ней, все еще на каталке для купания, лежала ее подопечная, хрупкая и беспомощная. И первым делом Марии пришло в голову «А вдруг я пыталась убить ее, пока была без сознания?»
После этот инцидента ее страхи усилились.
– Я боюсь всех состояний, когда отключается сознание. И психоза тоже. Мне кажется, самое страшное – это перестать быть собой.
Сейчас проблема Марии – общение с племянниками. Перед каждой встречей ей приходится соотносить вину, которую она будет испытывать, если вдруг убьет их, с желанием побыть рядом с ними.
– Я могу случайно задушить их подушкой, могу ни с того ни с сего взять нож и зарезать их. И все – в бессознательном состоянии.
– Вы рассказывали сестре или брату об этих мыслях? – спрашиваю я.
– Ну, я никогда не говорила «слушай, я боюсь убить твоего ребенка». Я на такое не решусь.
Дети ничего не замечают, но Марии горько думать, что обсессия просочилась даже в ее отношения с племянниками.
– Я хожу к терапевту с четырнадцати лет, и все без толку.
– Разве терапия не помогла вам осознать, что мысли сами по себе не опасны?
– Помогла, но я же тревожусь о том, что может случиться. Любые мои мысли могут обернуться реальностью.
Мария понимает, что ее тревожные фантазии вряд ли воплотятся в жизнь, но того, что это
– Однажды в местных новостях передали, что возле супермаркета кто-то попал под машину. И я подумала, что за рулем этой машины была я. Наверняка так оно и было. Чтобы такой случай попал в новости, он должен был произойти где-то поблизости. Я несколько раз уже готова была позвонить в полицию и во всем признаться.
– Вы были уверены, что сбили того человека?
– Не так чтобы. Наверное, мне больше всего хотелось, чтобы мне сказали, что это не я. Но я ни в чем не уверена, и если бы меня спросили: «Вы помните, где были в семь часов вечера?», я бы ответила: «Нет…» «Нет, но тогда это могли быть и вы». «Да!»
Мария усмехается.
– Наверное, заявлять на себя в полицию не такая уж хорошая идея.
Стигматизация навязчивых мыслей очевидна. Хотя знаменитости часто говорят о своих биполярности, зависимостях и депрессии, никто до сих пор не признался в навязчивых мыслях о причинении вреда другим, что заставляет задуматься. Мы часто читаем о реальных педофилах, детоубийцах и психопатах, но большинство никогда и не слышали о людях, которые мучаются от мысли, что они «на самом деле» принадлежат к какой-нибудь из вышеуказанных категорий.
По нам прокатывается каток историй о тех немногих, кто разрушает чужую жизнь, но мы знать не знаем о легионах тех, кто разрушает себя сам.
Мысли такого рода безвредны, но это верно лишь отчасти. Не обязательно входить в команду, работавшую с «серийным убийцей» Томасом Квиком, чтобы понимать: надуманные толкования мыслей и их возможное значение могут разделять и формально «здоровые» люди.
Сообщение «У меня не идет из головы, что я, может быть, хочу задушить своего сына», легко ставит получателя сообщения в отчаянное положение. Будет ли проявлением ответственности пытаться постичь, что стоит за словами «не идет из головы» и «хочу задушить» – или лучше как можно быстрее позвонить в службу спасения?