Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

В 1807 году мы ездили из Москвы в Тамбовскую, Воронежскую и Пензенскую губернии, обозревать свои имения, и, чтобы это путешествие было нам в пользу, отец заставлял нас вести журнал, в какой местности какая почва земли и где какая растительность. В Москве в то время еще оставалось много знатных древних фамилий; туда удалялись иные, недовольные милостями двора, или, избегая придворных интриг, поселялись там; из провинций также многие семейства приезжали зимовать в Москву, так что тогда она была довольно многолюдна и в ней свободнее веселились, но поговаривали иногда, что в Москве красавиц много, а женихов мало; все молодые люди были на службе в Петербурге. Родителям моим понравилась Москва; там нашли они несколько старых знакомых и с иными подружились. Тетушка Анна Семеновна приехала жить с нами, тетушка и дядюшка Марковы провели у нас зиму; вообще приятно и хорошо нам было. Родители мои думали навек поселиться в Москве; купили дом на Басманной улице и Подмосковную, и хотя имели довольно знакомых, но жили очень уединенно. Брат стал уже подрастать, и отец мой сам занимался его уроками. В конце 1809 года разнесся слух, что государь Александр Павлович намерен посетить Москву. В тот день, когда его ожидали, поутру зашел к нам Александр Маркович Полторацкий^{77} и сказал отцу моему, что сегодня ожидают приезда государя и что вся Москва собирается встречать его. Отец мой тоже поехал и отправился прямо в собор, куда много уже съехалось для встречи. Долго ждали царя; столько теснилось народу около него, что он с большою медленностью мог доехать до собора. Народ целовал ноги и платье государя, даже лошадь, на которой он ехал, что было очень чувствительно. Сильна любовь русского народа к царю, отцу своему. После молебствия из собора все поехали во дворец. Император, остановясь в зале, со многими изволил приветливо разговаривать; отец мой не выступал вперед, и государь, увидев его в толпе, сделал движение к нему; стоявшие вблизи отступили; он подошел к отцу моему и разговаривал с ним очень милостиво. Во время пребывания государя в Москве были даны большие обеды и балы дворянством и купечеством, а когда царь обедал у себя, то приглашенных было немного, но в числе их всегда был отец мой; последний день во дворце был большой бал. По отъезде государя все начали говорить, что, вероятно, цель его посещения была та, чтобы пригласить иных старых заслуженных сановников опять к себе на службу; в числе их публика назначала моего отца, что и случилось. Несколько дней спустя, когда мы все радовались, что предположение москвитян не сбылось, в один вечер сидели мы всем семейством довольно поздно, вдруг пришли доложить, что приехал фельдъегерь с эстафетой от государя. Все вздрогнули; отец приказал позвать и принял от него пакет, распечатал и начал читать. Все наше внимание было обращено на него. Вдруг он побледнел, и матушка сейчас спросила: «Что такое?» Он отвечал: «Государь приглашает меня служить опять в Петербург». Матушка, смутившись, сказала: «И ты согласен на это?»— «Не могу отказать государю, — сказал отец, — я должен ехать!» Она замолчала. Отец говорил, что каждый честный человек не должен уклоняться от обязанности, которую на него возлагает Верховная власть или выбор граждан. Матушка разделяла все его чувства — любви и преданности к царю и отечеству, которое она считала как своим, и интересовалась всем, что касалось до России, поэтому и не удерживала его исполнять то, что он считал своим долгом. Через несколько дней к отъезду отца все было готово. Он решил, что мы должны остаться в Москве до весны. Разлука с ним печалила матушку; она тревожилась, но скрывала свои чувства, чтобы не беспокоить его, и утешала себя мыслью, что наши Марковы жили ту зиму в Петербурге, и уверена была, что они будут иметь о нем самое родственное попечение, зная, как много раз они доказывали свою дружбу. По приезде в Петербург отец мой поступил на службу и с учреждением Государственного совета

^{78} был назначен членом оного и председателем Департамента экономики. В 1810 году весною мы все приехали в Петербург, и тетушка Анна Семеновна с нами; другие обе тетушки жили тогда в Петербурге с семействами. Приехали к нам г-жа Гаке и дядюшка Фома Александрович; было еще несколько семейств дальних родственников и коротких знакомых. В Петербурге тогда находились на службе из Черноморского флота несколько адмиралов с семействами, которые продолжали знакомство с нами. Все это составляло довольно большое общество, и нецеремонное, и всем было общее приглашение. Отец любил, чтобы мы веселились, и у нас для танцев назначен был день — воскресенье. Он часто приглашал гостей к обеду, быв очень гостеприимен, и всегда имел хороший стол. Когда кого он звал обедать в первый раз, то, провожая, обыкновенно говорил, что он обедает в таком-то часу, и кому угодно сделать ему честь — он всегда будет рад. Многие пользовались этим приглашением, только всегда присылали узнать, дома ли обедают. Кроме петербургских знакомых, часто и приезжие иностранцы или кто-либо из губерний, предводитель дворянства, губернатор и другие лица обедали у нас. Отец сам нигде никогда не оставался обедать, кроме когда был приглашен во дворец. Императрица Мария Федоровна^{79}

никогда не забывала, что супруг ее уважал и любил моего отца, и одинаково приветливо с ним обращалась. Часто отец мой рассказывал нам про разные шутливые их разговоры. Она подарила отцу моему собственной своей работы каме^{80} всей императорской фамилии, которые и теперь сохраняются у нас. Императрица Елизавета Алексеевна

^{81}, по свойственному ей нраву, разговаривала всегда серьезно, но милостиво и очень отличала отца моего от других. В то время, когда пред 1812 годом Коленкур^{82}

был при нашем дворе французским посланником, в один день отец мой, обедая во дворце, сидел подле государыни, а по другую сторону императора сидел Коленкур, и так как он был большой балагур, то при разговоре о сибирских холодах сказал глупую шутку, что «приятнее было бы съездить в Париж, чем в Сибирь». Государыня с презрением отвернулась от него и сказала отцу моему: «А я лучше поеду в Сибирь, чем в Париж». Эти слова, обращенные к нему, доказывали уверенность, что он разделяет ее чувства. Императрица Александра Федоровна^{83} была также всегда благосклонна и милостива к отцу моему.