Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Слухи повторялись очень тревожные из Смоленска, Бородина и Москвы; у нас тоже не было покойно. Крестьяне не верили, что новый набор по приказанию государя; думали, что помещики сами по себе его назначают. В Инсаре народ взбунтовался; даже иные хотели убить должностных лиц, которые, узнав это, бежали скрыться в соседнем лесу, а мятежники, ворвавшись в дома, опустошили все съестное, напились пьяны и провели всю ночь в пляске; потом заснули крепким сном. Послано было в Пензу к губернатору известие о беспорядке, и, к счастию, проходил в это время полк, который усмирил их. Потом была другая тревога. Дошел слух, что башкиры идут; даже уверяли, что они восстали против русских, но вышло напротив; они шли помогать белому царю. Вся Россия душевно страдала, пока Москва была в руках неприятелей. Мы не знали, чему приписать ее пожары: жертве ли русских для спасения отечества или мщению французов, обманутых в их ожидании. По приезде нашем в Пензу, после первого визита отца моего к губернатору, он и все должностные лица посетили его (хотя Вигель^{85} и говорит, что никто не приезжал к моему отцу); потом мы познакомились с некоторыми семействами. Зимою часто бывал у нас губернатор, князь Голицын^{86}

, дворянский предводитель и многие другие лица; особенно часто бывала у нас жена вице-губернатора, Александра Алексеевна Евреинова^{87} и брат ее Аркадий Алексеевич Столыпин^{88}

, который сделался женихом сестры моей, Веры Николаевны. Впоследствии мы познакомились также с семейством князя Голицына, у губернатора же познакомились с его невесткою, княгинею Анной Александровною Прозоровскою-Голицыною, сын которой, князь Александр Федорович, женился на дочери сестры моей Натальи Николаевны Львовой. Когда французы ушли из Москвы, отец мой, переменив намерение ехать в Уфу, решил весной отправиться в Крым, а в Подмосковную нашу послал дворецкого, чтобы иметь известие о ней и о людях, которые были там оставлены. Приехав туда, дворецкий узнал все случившиеся неприятности, о которых подробно сообщил нам: тамошний староста первое время исправно наблюдал порядок и караулил наши домы до тех пор, пока французы, посланные за фуражем, не зашли к. нам; они сломали железные запоры, ворвались в кладовую, тесаками разрубили ящики и комоды, кое-что взяли, остальное разбросали тут же. Вскоре после того, по изгнании неприятелей из Москвы, набежали в нашу Подмосковную из разоренных деревень в окрестностях Бородина и Рузы до четырех тысяч народа, которые поселились в нашем саду, и как наш староста не наблюдал более караула, то они и довершили беспорядок. Погибло много книг, письма, деловые бумаги по службе отца, картины знаменитых итальянских живописцев и многие фамильные вещи, для нас драгоценные. Дворецкий, какие мог собрать бумаги, все привез, но, к сожалению, очень немного.

В Крым мы не поехали — там открылась чума — и лето провели в имении Столыпиных, где была свадьба сестры Веры Николаевны в июле 1813 года. Село Столыпино в ста верстах от г. Пензы. Пробыв с ними лето и зиму, весною мы отправились в Подмосковную, село Знаменское, и они с нами. Проезжая Москву, мы пожелали видеть остатки нашего дома и нашли одно пепелище: дом был деревянный, весь сгорел, и в нем сгорело несколько прекрасных картин. Одна из них была очень большая, изображавшая Семирамиду, окруженную своим блестящим двором; она принимала подарки от каких-то пленных царей. Отец мой привез эту картину из Италии, желая поднести императрице Екатерине II, но она уже скончалась.

В Москве, в нашем доме, во время вторжения французов, квартировал генерал Мезон, и когда он уехал из Москвы, то оставил нашему почтенному старичку-швейцару караул охранять дом, пока французы выходили из Москвы; но когда снят был караул, то старичок наш видел солдата-француза, который шел с ведром по Басманной улице и мазал стены домов какою-то жидкостью, — и дома немедленно загорались.

В селе Знаменском родился первый внук, Николай Столыпин^{89}

, в июне 1814 года. Пробыв там несколько времени, мы поехали осенью в Петербург все вместе, и Аркадий Алексеевич поступил на службу.

В Петербурге мы остановились у тетушки Анны Семеновны; пробыв у нее месяц, наняли дом графа Головкина, жили в нем два года, и хотя дом был нарядный, с большими залами, но так как отец мой несколько раз был в нем нездоров и сестра Наталья Николаевна была очень больна нервическою горячкою, то и решились искать другой дом и наняли дом на Театральной площади^{90}, а потом отец купил его, и также купил дачу по Петергофской дороге, на 12-й версте от Петербурга. В продолжение этих трех лет мы нанимали приморские дачи за Петергофом для купания.

Хотя здоровье отца моего не поправлялось, но он продолжал заниматься делами. Матушка моя очень тревожилась о его здоровье; он худел, слабел и чрезвычайно был бледен, что всех нас поражало; нашли необходимым ехать за границу.

XII