Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Отец мой был очень занят делами, и у него собирались комитеты — я не помню какие, только всегда съезжалось много членов. Он бдительно следил за всеми политическими действиями в Европе и был уверен, что Наполеон имел намерение напасть на Россию и что надобно было готовиться взять меры, чтобы вовремя отразить его. В 1811 году один французский эмигрант, г. Д' Алонвиль^{84} представил, по секрету, отцу моему бумагу с изложением своего мнения о военной системе Наполеона. Отец мой не доверил ее своему секретарю и заставил нас переписать копию для себя, а подлинник подал государю. Мнение Д' Алонвиля было то, что следует Наполеона заманить внутрь России, и как он тогда будет лишен внешней помощи, то легче будет его победить. Не знаю, подействовал ли этот совет, но оно так и сбылось. Москвою пожертвовали, но и армия из двадесяти языков была уничтожена. Весною, в 1812 году, мы уехали в Москву и прожили несколько времени в нашей Подмосковной, селе Знаменском, сорок верст от Москвы, недалеко от станции Черной Грязи, на устье реки Клязьмы — местоположение прекрасное и веселое. Тетушка оставалась в Петербурге, потому что сын ее находился на службе. Вдруг прислали нам сказать, что государь приехал в Москву и что неприятель вступил уже в границы России. Таковое быстрое движение неприятеля еще более подтвердило уверенность Моего отца, что Наполеон будет домогаться взять которую-нибудь из столиц; отец мой решился немедленно отправить семейство свое в Уфу, где у нас было имение. К двум часам все было готово, что нужно было взять в дорогу, и самый обоз, назначенный к отсылке с людьми и вещами в Уфу; остальное все из дома снесено было в большую каменную кладовую с железными дверьми и ставнями, и поставлен был караул. В девять часов утра получили известие, а в два часа пополудни мы уехали в Москву, остановились там у одних знакомых. На другой день отец мой отправился во дворец; приехав туда, он нашел в приемных залах дежурных генералов и адъютантов и просил некоторых из них доложить о нем гусударю, но никто не обратил внимания на просьбу его; тогда он отнесся к камер-лакею; тот пошел доложить и, возвратясь, сказал, что государь просит его к себе.

Придворные думали, что если Мордвинов уехал из Петербурга, то не был в милости, но государь всегда принимал отца моего, когда он просил аудиенции, и разговаривал с ним откровенно и благосклонно. Когда отец мой вышел от него в залу, то те же самые, которые не хотели с ним говорить, обступили его с вопросами, но он, в свою очередь, ничего им не отвечал и уехал.

Во все время пребывания государя в Москве отец мой ездил во дворец, в Дворянское собрание и ко всем своим знакомым. Москвитяне не все верили, что Наполеон решился идти на Москву; иные спорили с моим отцом, некоторые дамы даже бранили его, зачем он всех пугает. Отец, отправив нас, оставался еще несколько времени в Москве; мы, доехав до Владимира, остановились у одного священника, прожили там неделю в ожидании отца, и когда он приехал, то мы продолжали путь до Пензы, где он решил не ехать далее и ждать несколько времени, чтобы иметь скорое и верное известие о нашей армии, между тем писал в Уфу, чтобы там приготовили для нас помещение.

XI