Африканские рабы...

Работорговля стала прибыльной уже в первый ее период, когда сделки совершались прямо на берегу. Существовала сложная система эталонов ценностей (железные бруски и прутья, золотые слитки и т. п.) для разных участков африканского побережья. Менялась также и стоимость невольников: она зависела от колебаний спроса, сезона года, «запаса» рабов, приготовленных на продажу. Цена невольников вплоть до конца XVIII в. имела тенденцию к росту. Так, например, в Бонни[21] она достигала максимально 25 фунтов стерлингов (625 ливров), а вблизи мыса Монте могла падать до 4 фунтов стерлингов (100 ливров). Цена раба в Бонни чуть превышала минимальную стоимость одной тонны товаров у французских торговцев, однако на Перцовом берегу такая цена оказывалась раз в шесть ниже.

Работорговля оставалась весьма доходной и во второй ее период, когда возникли крупные хозяйства европейцев, основанные на невольничьем труде. В зависимости от личных качеств «товара», определявшихся физическими возможностями невольника и местом его происхождения («расой», что отражало сложившиеся у рабовладельцев-плантаторов определенные взгляды^{162}, доставленный в район плантаций невольник продавался в три-четыре раза дороже, чем он обошелся торговцу.

Все это никак не отражает, однако, реальные расходы на невольничьи экспедиции, учитывая связанные с ними неизбежные потери. Более того, доходность такой экспедиции в Африку надо оценивать вне связи с прибылями на рабовладельческих плантациях (особенно сахарного тростника). «Работорговля — это лотерея» — таков вывод одного из виднейших британских аболиционистов конца XVIII в. — Томаса Кларксона. В той или иной степени к такому же заключению приходят многочисленные современные исследователи работорговли.

Безусловно, нельзя отрицать, что отдельные невольничьи экспедиции приносили огромные барыши, как всякая удачная спекуляция, проведенная в наиболее благоприятный момент (например, в короткие интервалы между войнами или в других ситуациях, которые сейчас не так легко определить). Прибыль могла в подобных случаях достигать и 300 %, но такая «удача» выпадала крайне редко, поскольку прибыль в 132 % и даже в 90 % оценивалась как большой успех. Торговцы вполне удовлетворялись и считали довольно хорошими прибыль и в 32 %, и в 25 %. Давенпорт из Ливерпуля, а это был опытный делец, за 20 с лишним лет торговли рабами имел среднюю годовую прибыль 10,5 %. Прибыль того же порядка характерна и для крупнейших французских работорговцев из Нанта^{163}. Впрочем, и при этом доходе капитал удваивался через 7 лет, а утраивался через двенадцать.

Историк Жан Мейе показал, что состояние судовладельцев росло пропорционально их умению вкладывать новый капитал. Одной из возможностей было участие в работорговле. На практике далеко не всем удавалось достичь желаемого. Ведь случались и кораблекрушения, да и отдача капиталов, вложенных на Антильских островах почти всегда в виде кредитов, была медленной. Возможность быстрого оборота капиталов обеспечивали себе только судовладельцы, занимавшиеся не одной работорговлей, но и продажей различных товаров. Впрочем, и эти негоцианты тоже нередко разорялись.

Работорговля хотя и считалась лотереей, но все чаще и чаще привлекала любителей попытать счастье. Их подстегивал рост потребности в невольниках на американских плантациях и еще больше спрос на колониальные товары. Первые аболиционисты говорили, например, что сахар имеет красный цвет от крови рабов. Но чем больше европейцев подключалось к работорговле, тем больше на берегах Африки требовалось невольников. За период европейской работорговли с этого континента вывезли по меньшей мере 8,2 миллиона человек, из которых две трети — взрослые мужчины, а треть — женщины и дети. Смертность среди них за время пути через океан составляла в среднем 15 %. Это значит, что ежегодно от побережья протяженностью в 3500 км отправлялось более 200 кораблей с невольниками. В начале рассматриваемого периода их было меньше, в конце его — больше, но бывали и зависевшие от разных обстоятельств периоды, когда плавания невольничьих кораблей совсем прекращались.

Таким образом, мы постепенно подошли к мысли, что перемещения такой огромной массы людей стали возможны не только потому, что в Западной Европе в сотрудничестве с американскими рабовладельцами сложилась организация торговли невольниками, но и потому, что на африканском побережье возникли соответствующие системы ее обеспечения. Спрос Запада нашел предложение невольников в Африке.

2. Эра работорговли и «работорговая Африка»