Африканские рабы...

Тем более трудно уточнить сейчас, в какой степени результаты подобных внутренних конфликтов — социальных, политических и экономических — способствовали «производству» невольников. Но, по-видимому, пленники, как правило, никогда не оставались вблизи мест их пленения. Историкам пока не удалось оценить достоверность сообщений о том, что после 1670 г., якобы в связи с усилением спроса на невольников для вывоза, в Африке происходило быстрое разложение нравов, приведшее к деградации местной власти и утрате ею возможности выполнять одну из своих основных функций — защиту закрытого общества.

Неповиновение властям, круговая порука, выходящая за пределы традиционного права, откровенное насилие и разбой (в частности, при отказе выплачивать долги), нарушение супружеской верности и т. п. стали теми нарушениями социальных норм, которые могли в отдельных случаях даже вести к обращению людей в депортируемых рабов^{165}.

Где же в выделенном нами треугольнике существовали подобные африканские общества? В большинстве своем в лесах: вблизи экватора — между реками Камеруна и Габона, на северо-западе — от предлесной зоны по левому берегу Гамбии до лесов правобережья Комоэ. На севере такие общества граничили с аванпостами мусульманского мира. На западе господствовало теократическое общество в Фута-Джалоне — исламизированная империя фульбе[25], о которой Ив Персон писал, что она отличается «исключительной жаждой иметь невольников»^{166}?

Вторую группу политических образований составляли общества с государственным управлением. Они были сосредоточены на севере, охваченном исламом или находившемся под влиянием ислама, а на северо-западе такие общества уже сталкивались с предколониальным проникновением вверх по Сенегалу французов. Но главной территорией этих обществ была «зона масличной пальмы», где находились королевства Ашанти, Дагомея, Йоруба, «закрытое» королевство Бенин[26]

, города-государства на востоке дельты Нигера, дальше к югу — Лоанго и Конго.

Безусловно, очень долгое время под вопросом оставалась правомерность использования термина «государство» по отношению к указанным политическим образованиям. Сегодня вопрос так уже не стоит, если не принимать всерьез тех, кто все еще продолжает рассуждать о «негритянских царьках», демонстрируя тем самым свое невежество, бескультурье, чтобы не сказать больше о подобных авторах.

С учетом многообразия местных вариантов политические структуры исторических африканских государств отражают три основных типа взаимосвязей:

1) семейная взаимозависимость в рамках рода или этнической группы — человеческая общность при социально-культурном единстве;

2) общность землевладения — от сельской общины до территориальных прав царствующей особы; политическая сущность в этом случае проявляется через централизацию власти, юрисдикцию, репрессии;

3) личная зависимость, т. е. связь одних людей с другими не на основе иерархии (например, простой крестьянин может индивидуально быть так или иначе связан даже с царем); сюда относится, в частности, и «скрепленный кровью договор», который связывал короля Дагомеи Гезо с афро-бразильским капитаном-работорговцем Франсишку да Суза^{167}

, как утверждал он сам^{168}.

Возможны комбинации этих связей, что обусловлено большим числом различных государственных образований в прошлом Африки^{169}.

Двумя движущими силами африканской государственности стали военная организация и использование огнестрельного оружия. Войны, возникавшие между политическими территориальными образованиями разного характера (централизованными, экспансионистскими и т. п.), уже не ограничивались, как раньше, только лесной зоной. К тому же война перестала быть просто столкновением между разными родами или соперничающими деревнями, когда всего несколько десятков человек прекращали свои сражения с наступлением ночи или же после «первой крови»^{170}. Начались войны, втягивавшие сотни, а иногда тысячи людей и отряды кавалерии.

Были ли это уже вооруженные конфликты, главной целью которых стал захват пленных для превращения их в продаваемых за океан рабов? Именно так обычно считали аболиционисты конца XVIII — начала XIX в. Недостаточная их осведомленность о политических ситуациях в глубине материка в сочетании с пропагандистским запалом приводила аболиционистов к чрезмерной переоценке связи между многочисленными африканскими конфликтами и стремлением таким путем обеспечивать невольниками прибрежные рынки. Подобный взгляд приводил и к отрицанию того, что Западная Африка жила совершенно такой же реальной политической и экономической жизнью, как и Западная Европа^{171}.