Африканские рабы...

«(…) Наконец, с большим трудом я договорился, что возьму на двадцать больше и тогда будет 250. Прошу поверить, что многие на моем месте не получили бы ничего, а передо мной всего два корабля — бриг на 300 и бриг-шхуна на 250 (речь, безусловно, идет о числе невольников). Думаю, что буду готов к началу декабря. Через 20 дней после моего прибытия король разрешил продавать другим людям, и поэтому много судов, пришедших после меня, отплывут раньше. Но они дают 14 монет, ружье, мешок пороха, и вообще сейчас такая конкуренция, какой еще никогда не бывало…»

Гимбер в довершение всего был арестован крейсером английского флота, что и позволило нам процитировать этот отрывок (ценен как исторический источник). Его значение в том, что автор невольно свидетельствует о сложившейся в то время и непонятой им ситуации: попытка короля Бонни стать монополистом в работорговле быстро рассеялась под давлением населения. У нас есть и другие документы такого характера, но разной степени достоверности^{194}.

Второе возможное решение — присоединиться к аболиционизму, или, другими словами, запретить работорговлю. Казалось бы, в осуществлении аболиционизма должны были участвовать сами африканцы, но этого не произошло. Репрессивные меры против работорговли предпринимались только западными странами.

Эскадрами по три корабля дюжина английских военных судов бороздила воды Гвинейского залива в то время, как другие суда постоянно крейсировали вблизи некоторых «горячих точек» работорговли. Эти суда были не так плохо подготовлены к своей миссии, как принято думать. Командуя фрегатом в британском королевском флоте, будущий французский адмирал Руссен восхищался вооружением английских кораблей. Флотилия включала по крайней мере один 42-пушечный фрегат с командой в 245 человек, три-четыре шлюпа с экипажем 100–150 человек и 25–32 пушками на каждом, остальные суда-«бриги» (скорее, сторожевики) и еще меньшие суда с экипажем до 50 человек и примерно двадцатью, а иногда всего двенадцатью пушками. Впрочем, именно эти малые суда могли подниматься вверх по рекам. В соответствии с ходом дипломатических достижений шел и захват невольничьих кораблей: 20 испанских в 1819–1825 гг., 41 португало-бразильское судно в 1824–1831 гг., около 30 французских судов с фальшивыми голландскими и датскими документами (как и в случае с Гимбером).

Уроки в борьбе с работорговлей, преподанные англичанами, привели к тому, что во Франции засуетились и занервничали. Ведь после бездеятельного автономного крейсирования, от которого французские военные моряки испытывали лишь дремоту, и в отличие от того, что долгое время доказывали англоязычные историографы, французские морские репрессии против африканской работорговли поначалу быстро зачахли. Лишь с 1823 г. в соответствии с официальным приказом о мобилизации сил французского военно-морского флота против французских работорговцев ежегодно для крейсирования в море стали выходить пять-шесть кораблей, из которых хотя бы один был фрегатом. Так Франция начала отвечать на брошенный Англией вызов.

Под командованием молодых морских офицеров (Ля-Трейт, затем Массье де Клэрваль, Вияре Жуайез, а в 1838–1850 гг. Буэ-Виломез) флот принял близко к сердцу не столько гуманитарную сторону миссии, сколько защиту чести и достоинства нации. Французские морские карательные экспедиции^{195}

захватили у берегов Африки, в Бурбоне (остров Реюньон), на Антильских островах и у Гвинейского побережья около 50 французских невольничьих кораблей. Суды в метрополии и заморских владениях сурово осуждали работорговцев, а приговоры публиковались в «Монитер юниверсель». Именно с этого времени совершать работорговлю стало во Франции позорным делом.

Досмотры, задержки и захваты невольничьих кораблей происходили не без трудностей. Они возникали из-за юридических формальностей, географических особенностей района действия, а также вообще из-за сложности человеческих отношений. Главная юридическая трудность заключалась в том, что с точки зрения юстиции захват в море пиратского корабля еще не являлся доказательством факта пиратства. Немало захватов невольничьих кораблей было признано незаконными французским судопроизводством, «так как не было достаточных доказательств» факта работорговли.