Африканские рабы...

Точно в подтверждение этой мысли в 1847 г. в Бонни капитан Крейджи из королевского английского флота, с целью ускорения ликвидации работорговли и обеспечения британского проникновения в районы к востоку от дельты Нигера, предложил местному правителю Пэплу за отказ от продажи рабов ежегодную компенсацию в две тысячи испанских долларов в течение пяти лет (т. е. суммарно десять тысяч долларов, что составляло стоимость «живого груза» всего одного невольничьего корабля для вывоза 400–500 рабов)… Психологически, как это ни парадоксально, столь мизерное вознаграждение имело целью доказать нерентабельность экспорта невольников, косвенно указывая в то же время на большую выгоду от торговли иными товарами. Кроме того, предлагая «звонкую монету», африканцев хотели приучить к западной денежной системе, внедрить в их хозяйство денежные отношения и собственно монеты, реальную ценность которых здесь еще только начинали понимать.

Итак, за пятьдесят лет нелегальной работорговли было вывезено более трех миллионов африканцев. Возникновение взамен рабов другого экспортного товара не привело к коренной ломке сложившейся веками экономической организации. Конечно, невозможно было как по мановению волшебной палочки увеличить продукцию, требовавшую перегруппировки расселения, расчистки от лесов земельных участков, агрономических мероприятий, создания систем сбыта, да еще с учетом, например, того, что масличная пальма плодоносит лишь на пятый год. Возникавшие поэтому «временные кризисы» разрешались путем совмещения двух направлений производства и торговли — людьми и масличными продуктами^{200}

. Это поддерживало экономику африканского побережья до тех пор, пока масличные не стали в хозяйстве и сбыте главным источником доходов африканцев.

Основным способом производства был, видимо, труд рабов, потребность в которых как рабочей силе все более увеличивалась во внутренних областях Африки. Невольники теперь все реже вывозились как товар, их использовали в местном хозяйстве. Они оставались все теми же рабами с той лишь разницей, что не покидали своей родины, да и жили, в общем, в условиях, лучших, чем те, что ожидали большинство рабов в обеих Америках. Если мысленно представить себе подобный коренной перелом экономики в работорговой Африке как мгновенное явление, то, вероятно, оно вызвало бы если не хаос, то уж наверняка очень глубокий кризис. Однако, когда все это растянулось примерно на двадцать лет, старые методы управления, основанные на традиционных и прочных структурах эпохи работорговли, оказалось вполне возможным эффективно приспособить к новым запросам.

Совмещение двух названных направлений экономической деятельности, одно из которых было совсем новым, привело к тому, что старое направление — работорговля — быстро исчезло. Если воспользоваться методом условных исторических предположений, то невольно возникает мысль, что к несчастью Африки промышленная революция в Западной Европе произошла слишком поздно. По оценкам Джозефа Иникори^{201}

, изъятие из Африки 14 миллионов ее жителей только в результате вывоза рабов через Атлантику на самом деле означало для африканской демографии потерю примерно 112 миллионов потенциальных пар рабочих рук — мужчин и женщин. С этой гипотезой можно спорить, но научно обоснованно заниматься этим должны профессиональные демографы.

Медленный упадок сбыта невольников — главного «товара» Африки на протяжении более трех веков — компенсировался развитием производства совершенно иных товаров. Это, наряду с возникновением на континенте государственных образований, основанных на понятии «свобода», представляется главным достижением эры аболиционизма. Потребовалось еще более или менее продолжительное время, чтобы вывоз африканских рабов через Атлантику стал достоянием истории. Но не все в этом будущем Африки оказалось безмятежным. Ведь аболиционизм отнюдь не был свободен от «задних мыслей», по крайней мере от меркантилизма. Англия и Франция подписали первые «неравноправные договора». с местными властями в Африке под флагом аболиционизма. Подобные соглашения обычно предусматривали, по существу, отказ от суверенности, от местного права, исключая некоторые культурные и религиозные традиции. В интересах своих торговых кругов обе великие державы прибегали к военным санкциям, сначала действительно против рецидивов работорговли, а затем и просто против африканцев, то «за долги», то «за жадность». Правда, в период экономического господства в мире Англии и Франции африканское побережье с его ограниченными возможностями не очень их интересовало, а о «внутренней части» материка даже в середине XIX в. западный мир имел еще смутное, если не сказать фантастическое, представление. Но планы проникновения в глубь континента с колонизаторскими намерениями уже активно разрабатывались.