Другой путь из Томбукту шел на Туат, откуда одна дорога вела дальше в Тафилалет, а другая — в Марракеш (т. е. бывший древний путь в разрушенную уже к этому времени Сиджильмасу). Еще одна дорога из Туата вела к Триполи через Гадамес, который в XIX в. оставался относительно важным центром. Его купцы вместе с негоциантами Туниса и Триполи имели свои представительства на важнейших рынках Судана, где приобретали необходимые товары для отправки на север. Однако связи с Томбукту были ненадежными из-за волнений, периодически охватывавших этот регион, в отличие от контактов с империей Сокото, более прочных благодаря соглашению с крупнейшими кочевыми племенами верблюдоводов. Последние за вознаграждение снабжали купцов верблюдами, а заодно гарантировали свободу передвижения их караванов. Торговый путь шел через Гат и Аир и заканчивался в Кано (на севере современной Нигерии), с которым в те времена Гадамес поддерживал самые оживленные контакты.
Главные торговые пути, пересекавшие Западную Сахару, вели из Судана или к Марокко, или к Триполи, и таким образом между этими регионами существовали прямые связи. Алжир и Тунис находились в несколько ином положении. Купцы из Мзаба, из района Константины и из Туниса направлялись в оазисы, расположенные на главных караванных путях, где ждали товары, но караваны не обязательно проходили в этом месте, и потому объем торговых операций здесь был невелик.
Работорговля сопутствовала всем этим торговым связям. В зависимости от маршрута путь через пустыню занимал от 70 до 90 дней. Не говоря о постоянной угрозе нападения грабителей, сами природные условия Сахары делали каждое ее пересечение очень тяжелым и рискованным. Опасности подстерегали всех, но особенно рабов. Ведь они шли пешком, тогда как хозяева обычно двигались верхом; рабы не имели одежды и поэтому не были защищены ни от сильного ветра, несущего песок, ни от резких колебаний дневных и ночных температур. Если рабы заболевали, их бросали; если каравану не хватало воды (из-за истощения взятых запасов или высыхания колодцев на пути), то первыми умирали от жажды рабы.
Трудно точно определить, сколько рабов гибло в пути, но совершенно очевидно, что такие потери были велики. Однако сухие цифры все равно не смогли бы так передать ценные и в других отношениях сведения, как впечатления путешественника Нахтигаля, которому в 1869 г. довелось двигаться на юге Феццана по караванной тропе, усеянной детскими трупами.
«Несчастные черные дети, — писал Нахтигаль, — по-видимому, в огромном числе встретили здесь смерть на последнем этапе долгого, беспросветного и тяжелого пути. Длинный переход при недостаточном питании и нехватке воды, контраст между богатой природой и влажной атмосферой их родины и сухим убийственным воздухом пустыни, усталость и лишения, порожденные хозяевами и условиями, в которых оказались дети, постепенно разрушили их слабые силы. Воспоминания о потерянной родине, страх перед неизвестным будущим, бесконечный путь под ударами, голод, жажда и смертельная усталость — все это парализовало последние попытки сопротивления организма. Когда эти бедные создания не имели больше сил подняться и двигаться вперед, их просто бросали на дороге, где они медленно угасали под убийственными лучами солнца от голода и жажды. Могилы не прикрывали этих детских трупов; сухой воздух пустыни сначала мумифицировал их, а потом обнажал скелеты жертв людского варварства. Часто, чтобы еще на какое-то время поддержать жизнь, эти несчастные дети (…) пытались за счет невероятных усилий добраться до колодца. Но даже если это им удавалось, у них не было сил открыть его и достать живительную влагу; здесь они оказывались окончательно в объятиях смерти»{205}
.