Агнесса из Сорренто

Удивительно, как любые религиозные обряды и предметы культа меняют самый свой характер в зависимости от того, кто совершает их и кто прибегает к ним. Муки и покаяние, которые столь многие в те дни претерпевали, трусливо видя в них некую уловку, помогающую отвратить гнев Божий, в ее глазах превращались в смиренный способ ощутить страдания Искупителя и слиться с Ним. «Jesu dulcis memoria»[87], «самая мысль об Иисусе», стократно вознаграждала за любую вынесенную муку и наполняла душу сладостным блаженством. А что, если она, страдая вместе со своим Господом, подобно Ему обретет силу спасать заблудших и избавит от зла душу того, кто так дорог ей и кому грозит такая опасность!? «Ах, – думала она, – я бы отдала по капле всю кровь свою, лишь бы спасти его!»

Глава 20

Флоренция и ее пророк

День уже клонился к вечеру, когда двое странников, приближавшихся к Флоренции с юга, ненадолго остановились на вершине одного из холмов той гряды, откуда открывается вид на город, и, должно быть, с восхищением устремили взгляд на чудесное зрелище. Одним из странников был наш старый друг отец Антонио, а другим – кавалер. Первый ехал верхом на муле-иноходце, ровная поступь которого хорошо сочеталась с задумчивостью и созерцательным характером ездока, а второй осадил горячего скакуна, который, хотя и несколько утомленный долгим путешествием, живо прядая ушами, помахивая хвостом и нетерпеливо роя копытами землю, демонстрировал неистощимую бодрость духа, неотъемлемое свойство чистокровного коня.

– Вот она, моя Флоренция, – возгласил монах, с восторгом простирая руки. – Разве воистину не прекрасная лилия она, растущая втайне в горных ущельях? Быть может, она и мала, по сравнению с древним Римом, но она подлинная жемчужина, каждый камень, каждая песчинка на дорогах ее драгоценна!

И действительно, раскинувшийся перед путниками пейзаж был достоин восторгов художника. Все высокие холмы, кольцом объемлющие город, с их серебристыми оливковыми рощами и жемчужно-белоснежными виллами, сейчас утопали в вечернем свете. Старые серые стены монастырей Сан-Миньято и Монте-Оливето позолотили лучи заката, и даже черные обелиски кипарисов на прилегающих к ним кладбищах поблескивали на солнце, их мрачная крона то там, то тут словно вспыхивала и начинала переливаться, как будто на их ветви опускалась стайка сверкающих райских птиц. Далекие заснеженные вершины Апеннин, даже весной долго сохраняющие свой ледяной покров, мерцали, словно изменчивый опал, попеременно представая то фиолетовыми, то зелеными, то голубыми, то розовыми и обретая невыразимую нежность очертаний в той мечтательной дымке, что составляет отличительную особенность итальянского неба.

Город покоился в любовных объятиях гор, разделенный розовой переливчатой лентой реки Арно, на которой, словно полосы, выделялись изящные арки мостов. Посреди моря дворцов, шпилей и башен возвышался великий собор, не столь давно увенчанный тем великолепным куполом, который считался невиданным новшеством и зодческим чудом и о котором с ностальгической тоской вспоминал Микеланджело, направляясь в Рим, дабы воздвигнуть там еще более удивительный храм Святого Петра. Рядом с собором, белая и величественная, устремлялась ввысь стройная, воздушная башня колокольни, а оттого, что весь город окутывала, словно размывая его очертания и придавая им особую нежность, розово-фиолетовая дымка, два этих поразительных сооружения, далеко превосходящих своими размерами все вокруг, вздымаясь высоко над городскими крышами, казалось, царили в небе в полном одиночестве.

А теперь звонили к вечерне церковные колокола, и самый воздух точно трепетал, переполняемый сладостными, торжественными звуками, как если бы ангелы шествовали по облакам, играя на арфах, а время от времени в эту гармонию вливался звон главного городского колокола, столь отличный от своих малых собратьев, столь размеренный и гулкий, что внимающие ему невольно замирали, затаив дыхание. Казалось, так может оглашать мироздание голос одного из тех царственных архангелов, что изображены на полотнах старинных флорентийских живописцев, создателей картин на религиозные сюжеты, – голос торжественный и загадочный, в котором иногда слышится скорбь познавшего Божественную тайну.

Монах и кавалер, сидя в седле, низко склонили голову, творя благочестивый обряд этого часа вместе с флорентийцами.

Не следует удивляться восторгу, с которым странник в те времена возвращался в свою любимую Флоренцию, ведь ее очарование живо ощущается и в наши дни. Не было на свете места, к которому сердце незаметно привязывалось бы сильнее, ощущая себя здесь как дома, и в котором каждый камень не освящало бы живительное прикосновение гения.