Агнесса из Сорренто

Эльза повела Агнессу с собой вниз, в ущелье, к своему старинному прилавку у ворот города. По дороге, как, вероятно, и было условлено, им попался кузнец Антонио. Может быть, мы уже и представили его читателю, но тот, скорее всего, успел забыть нарисованный нами портрет, поэтому мы повторим, что избранному Эльзой для внучки жениху уже исполнилось тридцать, он был высок, прям, хорошо сложен, даже одарен стройными руками и ногами, как и большинство крестьян в этих благословенных краях. Зубы у него были белоснежные, как морской жемчуг, на щеках, хотя и смуглых, играл яркий, здоровый румянец, а глаза, большие, бархатные и черные, как у прекрасного итальянского быка, глядели из-под длинных шелковистых ресниц с томной, неизменной безмятежностью и спокойствием, свидетельствующим о хорошем пищеварении, довольстве и животном добродушии. Он напоминал такого быка, вскормленного сладкими травами и взращенного на обильных пастбищах, овеваемых нежными ветрами под благодетельными лучами солнца; такой бык, если потребуется, будет терпеливо ходить под ярмом, не спрашивая себя, как он сюда попал, а завершив труды, потягиваться всем телом, и отправляться жевать жвачку, и отдыхать, наслаждаясь беззаботным, даже бездумным покоем.

Этим утром мать преподала ему должный урок о том, как прилично начать ухаживание, и теперь он шел им навстречу с букетом в руках.

– Смотри-ка, – сказала Эльза, – вот идет наш молодой сосед Антонио. С этим юношей я разрешаю тебе разговаривать: он ведь не из тех любезников, что творят всяческий разбой и бесчинства, а степенный, усердный и работящий, как бык, идущий за плугом, а еще добрый и смирный, как бык у яслей. Счастлива будет та девица, которой он достанется в мужья!

Этим утром Агнесса была несколько взволнована, опечалена и поглощена заботами и тревогами, о которых совсем недавно ничего не знала, но, будучи по натуре благожелательной, сердечной и общительной, да к тому же воспитанной бабушкой в строгости и привыкшей к множеству запретов, она радовалась встрече с каждым, кому могла выказать свое дружелюбие. Поэтому, когда молодой человек остановился и робко протянул ей букет алых маков, яркого душистого горошка и голубого дикого шпорника, она взяла его с благодарностью и, сияя искренней улыбкой, промолвила:

– Спасибо тебе, мой милый Антонио!

А потом, приколов цветы к корсажу, подняла на него глаза с безыскусной, детской радостью и добавила:

– Они очень-очень красивые!

– Им не сравниться с тобой, – сказал молодой крестьянин. – Тебя все любят.

– Спасибо, ты очень добр, – откликнулась Агнесса. – Я тоже стараюсь всех любить, если бабушка не возражает.

– Приятно это слышать, – отвечал Антонио, – потому что тогда я надеюсь, что ты и меня полюбишь.

– О да, конечно; бабушка говорит, что ты очень добр, а я люблю всех добрых людей.

– Что ж, тогда, пригожая Агнесса, позволь мне нести твою корзину, – предложил молодой человек.

– Нет, что ты, ни к чему, она нетяжелая.

– Но я хочу что-нибудь для тебя сделать, – проговорил Антонио, густо покраснев.

– Ну хорошо, возьми, – согласилась Агнесса, которая наконец начала удивляться, почему это бабушка позволяет ей вести беседу столь долго, не перебивая, ведь обыкновенно она не разрешала ей даже словом перемолвиться ни с одним молодым человеком. К немалому изумлению Агнессы, ее достойная родственница, вместо того чтобы следовать за ней неотступно, как тень, быстро шагала вперед, ни разу даже не оглянувшись.

«Матерь Божия, – мысленно взмолилась почтенная матрона, – помоги этому молодому человеку довести до конца задуманное сватовство и ниспошли бедной старухе, которая всю жизнь не знала ничего, кроме забот и хлопот, под конец хоть сколько-то покоя!»

Поэтому Агнесса и оказалась в совершенно новом для себя положении, в обществе красивого молодого человека, явно с одобрения бабушки. Некоторые девушки на ее месте могли бы смутиться или даже встревожиться, но благочестивое одиночество и уединение, в котором Агнесса была воспитана, взрастило в ней доверчивость и бесстрашие, наподобие тех, что поражают воображение путешественников в птицах, встречающихся им на волшебных заморских островах, где никогда прежде не ступала нога человека. Она глядела на Антонио с довольной, восторженной улыбкой, какой одарила бы статного красивого оленя или другого обитателя чащи, если бы тот вышел из лесу и дружески посмотрел на нее большими влажными глазами. Казалось, она в своей невинности и детской искренности испытывала удовольствие оттого, что он идет рядом, и благодарила его за то, что он несет ее корзину, хотя, как она сказала ему, в том не было нужды: корзина была нетяжелая.

– Да и мне нести нетяжело, – заверил он ее, застенчиво улыбнувшись. – Гляди, какой я высокий и сильный! Гляди, я могу согнуть руками железный прут! Я силен как бык! И я хотел бы своей силой всегда помогать тебе.

– Правда? Какое добродетельное желание! Очень по-христиански помогать другим своей силой, как святой Христофор.

– Но я хочу служить тебе, потому что люблю тебя, милая Агнесса!