Каждый раз ее сердце восхищенно сжималось от ощущения разливающегося вокруг волшебства. От того, какой разной могла быть Дорога, от того, куда она могла завести, если путник не наделен благословением волшебной крови. Но страха, как в тот, первый раз, когда она семилетней малышкой в горячке выползла в сад и всем своим существом взмолилась о том, чтобы муки прекратились, в Эбигейл не было: она шла, вдыхая пахнущий влажной землей воздух, разглядывая причудливые формы, что принимал клубящийся меж деревьев туман. Путь шел по прямой, и мысль о том, что в
Вокруг было шумно, грязно, людно. Эбигейл шагнула на свободный пятачок брусчатки и тотчас слилась с толпой. Решив, что одинокая богатая леди привлечет ненужное внимание, она окружила себя гламором, заставляющим видеть обычную молодую девушку из прислуги: светло-карие глаза, темно-русые волосы, выбивающиеся из-под белого чепчика, милое, но ничем не примечательное личико.
Люди толкались, торговались, перекрикивались; скотина мычала и блеяла, кудахтали куры. Разносился звон металла от точильных палаток, витали в воздухе запахи снеди и выпивки от лотков с пирожками, жареной рыбой, элем и джином.
Торговый день был в самом разгаре.
Некоторое время Эбигейл ходила среди рядов, прислушиваясь к тому, о чем говорят слуги, продавцы и покупатели. Но цены на коров, кур, зерно, брюкву и сельдь ее не интересовали. Хотя вот история о том, как пастушок поспешил в луга за красоткой, обещавшей подарить ему то, что ни одна дева не сможет, – и получил отпечаток козьего копытца на лбу, – ее здорово насмешила.
«Глейстиг развлекалась», – хмыкнула Эбигейл под гогот мужчин, окруживших рассказчика, и поспешила в более респектабельные ряды, где хозяйки с помощницами или дочерьми прогуливались вдоль лавок со всевозможными шляпками, лентами, тканями, бисером и кружевом. Здесь Эбигейл тоже никого не интересовала, и от этого она ощущала одновременно и свободу, и легкую обиду. Смотрели бы на нее так равнодушно-презрительно, если бы она явила всем этим высокомерным леди свой истинный облик? Зато другие служанки и горничные иногда улыбались или приветливо кивали.
Обсуждали уже не урожаи:
– …Я слышала, что это придумали в Галли!
– Посмотрите на эту шляпку, мама!
– Ах! Какая ткань!
– Мэм, это самая красивая подушечка для иголок, чудесный выбор!
– …Позовет меня замуж!
Эбигейл замерла. Разочарование, прозвеневшее в голосе девушки, привлекло ее внимание. Она пристроилась рядом, делая вид, что разглядывает шляпки в витрине, а сама прислушалась.
– А что же теперь?
– А теперь миссис Силкинг выписала для своей невестки платье из Ноднола, по фасону того, в котором выходила замуж сама королева!
– А кто ее невестка? Я вхожа во все салоны Линкост и не слышала, чтобы хоть кто-нибудь свою дочку замуж выдавал! – обиженно прогудела собеседница отвергнутой леди.
Эбигейл едва не поперхнулась, разглядев ее. Тело всячески выпирало из туго затянутого корсета, а нарумяненные щеки сделали бы честь любой продажной девке. В Нодноле такую «яркую» даму даже на порог бы не пустили! Не то что во все салоны!
– Да не знаю я! В том-то и дело! – прошипели ей в ответ. – Объявилась тут какая-то… Ее наш посыльный мельком видел у ворот Силкинг-хауса, прямо в прошлую грозу. Говорит, красивая. «Волосы, словно мех, темные, блестят золотом, а глаза грустные-грустные». Так и сказал. Он с ней поздоровался, а она только смотрит на него и смотрит, да еще губами шевелит, но из-за шума дождя и грома ничего не разобрать было. И чего бы ей грустить, раз такого жениха отхватила?!
Дальше Эбигейл слушать не стала. Шелки нашлась, а узнать, куда Силкинги спрятали шкуру бедняжки, для нее труда не составит. Она призвала Третью Дорогу и цокнула языком, почувствовав, как неохотно она открывается.
Может, из-за того, что вокруг слишком много людей?
Глава 5
Кристофер поднялся в комнату, решив, что Эбигейл последует за ним, но вскоре услышал удаляющийся топот копыт. Она не поддалась на провокацию и самостоятельно отправилась на поиски информации и приключений.
Кристофер усмехнулся. Не то чтобы ему верилось в успех, но попробовать стоило. Он скинул пиджак, снял перчатки и достал дневник, приготовившись записать впечатления и размышления обо всем, что случилось с ним в особняке.
Часы летели незаметно. Ровные строки одна за другой ложились чернильной вязью на тонкие листы бумаги; солнечные лучи смещались с одного конца стола на другой, следуя к закату; яблони в саду тихо вздыхали. Иногда кто-то подходил к двери, но открыть ее не решался, и в конце концов Кристофер перестал даже прислушиваться к тому, что происходит в доме. Поэтому громкий стук застал его врасплох.
– Да?