Академия последних рубежей

— Желаю и вам того же, дорогой кузен, — отозвалась она, не зная, что еще сказать.

— Праздник прекрасен, но он не ограничивается бальным залом, — продолжал Эртен. Канцлер прибудет через полчаса, и начнутся игры. Чтобы победить, придется покинуть зал.

— И какими же будут условия игр?

— Это держат в секрете, — ответил Эртен. — Команд будет несколько. Под игры отведут весь верхний этаж, но играть будут не только там.

Так. А не пытается ли он о чем-то предупредить?

В эмоции кузена тонким комариным писком вплелось досадливое нетерпение. Зудящее, точно надоедливое насекомое, оно кричало: «Ну же, соображай!» Или Имоджин только почудилось? Однако Эртен волновался. Это она могла сказать точно.

И что он пытается донести? Что прибытие Канцлера, а затем игры — это отвлекающий маневр? Что-то такое говорил и Альграт. Значит, основное действо будет происходить далеко от бального зала?

— И каким же командам придется играть отдельно от остальных? — поинтересовалась Имоджин. — Наиболее привилегированным?

Ей показалось, что в эмоциях кузена появилось облегчение.

— Именно так, — ответил он. — Я бы сказал — игра этой команды понравится Сиятельным больше всего, потому что игроки будут сражаться с их именем на устах...

— Ну а если все остальные тоже используют эту хитрость?

Имоджин слегка сощурилась, глядя Эртену в лицо. Подол платья закручивался вокруг их ног, когда он кружил ее все быстрее, повинуясь музыке, вышедшей из берегов и бьющейся в высокие своды зала, как штормовое море. Промелькнуло недовольное лицо Лилайн.

Зачем он все это говорит? Зачем ему предупреждать своих противников?

— Боюсь, им не удастся, — усмехнулся Эртен. — Сиятельные умеют чувствовать фальшь. И сурово за нее наказывают.

И он выпустил Имоджин из объятий. Они стояли у стены. Мелодия закончилась финальным аккордом — долгим, протяжным, тающим и рассыпающимся на тысячи осколков, теряясь среди толпы.

Прежде чем Имоджин успела спросить хоть что-то, к Эртену подбежала Лилайн и потащила его к столику со сладостями. Игла большого старинного патефона царапнула по пластинке, и началась новая мелодия.

Имоджин задумчиво скользнула взглядом по стене. На ней красовалась сценка: два ослепительно прекрасных и радостно улыбающихся Сиятельных мановением руки избавлялись от политического кружка. О том, что это оппозиционный кружок, выступающий за свержение божеств, говорила эмблема на плакате за спинами бунтарей. Она изображала стилизованные лучи, пронзенные насквозь мечом. С лучей капала алая кровь.

Полутьма давала одно преимущество: можно было спокойно отойти подальше от канделябров и открыть блокнот Альграта, не привлекая внимания.

Правда, в этом был и недостаток: попробуй разгляди хоть что-то в темноте.

«Наш общий знакомый, за излечением которого мы недавно наблюдали, предупредил, что в Академию через полчаса приедет Канцлер, начнутся игры, и в это время некая команда преданных Сиятельным участников начнет свою игру», — нацарапала Имоджин.

Ответ не замедлил проявиться:

«Это может быть ловушкой. Мы кое-что делаем, не беспокойтесь. И не выходите из зала, Алессар тоже явится, а толпа задержит его, если он попытается вас забрать».

Забрать? Ее? Прямо с бала?

Имоджин с ужасом поняла, что Алессару действительно ничто не помешает. Он в Совете Двадцати. А скоро на его стороне окажутся Сиятельные... Пол начал уходить из-под ног.

«И вас не будет, чтобы его остановить? — трясущейся рукой написала она, не особенно думая над формулировками. — Почему вы не одолжили мне хотя бы парализатор?»

«Толпа задержит его, — повторил Альграт. — А я уже в Академии. Я успею. Только не выходите из зала».

— Любовь моя, почему вы сидите здесь в темноте? — вдруг раздался над ухом голос, от которого Имоджин на миг просто застыла, скованная ужасом.

Алессар.

Он уже явился.

И одни Темные знают, что он успел увидеть в ее руках.

Имоджин сама не поняла, как ей удалось спрятать блокнот в складках длинного рукава. Она обернулась к Алессару, не представляя, как себя с ним вести.

— Добрый вечер, — улыбнулась она вежливо, как не самому близкому знакомому. — Что привело вас на наш скромный праздник?

— Скромный? О нет. Когда начнутся игры, он сможет посоревноваться с главным праздников в центре Валлаполиса. — Алессар тоже усмехнулся — недобро и зловеще.

Имоджин ухитрилась затолкать блокнот в сумочку на поясе и застегнуть пуговицу так, чтобы жених не заметил. Карандаш она отбросила в сторону. Музыка заглушила стук, с которым он упал на сверкающий паркет.

Ну и что теперь делать? Как держаться с Алессаром и как, кайасы раздери, защититься, если он сейчас заявит, что забирает ее?

— Алессар, не принесете ли нам вина? — сказала она. — Здесь подают отличное.

Потом ее сознание смяла и поволокла за собой чуждая воля. И Имоджин успела только подумать, что это конец, и инниари выпьют ее на глазах у всех, и никто не догадается, потому что.

.Алессар умел делать все то же, что и они.

А может, ей только показалось. Ничто уже не имело значения.