Спустя несколько лет, набравшись опыта, я вернулся в МВТУ, где возобновил активную научную работу в области источников энергии технологических процессов и математико-статистических методов управления качеством. Такое расширение моих научных интересов происходило под влиянием Георгия Александровича. Я попал в хороший коллектив, который помог мне не только в науке, но и в восстановлении здоровья. Ты правильно пишешь, что у Георгия Александровича спорт всегда был рядом с наукой. На кафедре сварки было восемь докторов наук, часть из них имели звание мастера спорта. Георгий Александрович любил говорить: «Те, кто может достичь высот в спорте, доказали, что они умеют работать. А в науке надо работать не меньше, чем в спорте».
— В 1972 году я защитил докторскую диссертацию, — продолжает Владимир Никитич, — а в 1977—1978 годах побывал в десяти университетах США. Рассказывал про нашу систему образования. Тогда американцы равнялись на нас, связывали с советской системой образования успехи СССР в космосе и других областях науки и техники. И, напротив, свои неудачи объясняли недостаточной эффективностью американского образования.
Так вот, одной из сильных черт нашей вузовской подготовки я считаю коллективизм. А в МВТУ был не просто коллектив, а настоящая семья.
— Согласен...
— 9 мая 2002 года, — улыбаясь, сказал Волченко, — на слете ветеранов факультета я произнес тост за семью МГТУ имени Н.Э. Баумана, за тепло и душевность, что связывают людей. И тогда в каждом студенте, профессоре, декане, проректоре и ректоре вы видите близкого по духу человека. Мы — семья, и поэтому до сих пор не развалились, а, наоборот, продолжаем развиваться.
— Наверное, многое для сплочения этой семьи сделал Георгий Александрович?
— Несомненно. Частичка его души живет в каждом из нас. Жизнь коллектива для него всегда была гораздо важнее каких-то собственных, личных дел. Поэтому он сумел вложить столько души в окружавших его людей...
В 1953 году мы вместе вступали в партию: на одном и том же заседании парткома Училища. Я был аспирантом, членом комитета комсомола, отвечал за СНТО (студенческое научно-техническое общество), а он — проректором. И тем не менее, невзирая на различие в положении, он мне объяснял, почему он вступал в партию: «Понимаешь, Володя, невозможно руководить таким крупнейшим вузом, как наш, и не состоять в рядах КПСС». А я излагал ему свою позицию: «Мне, Георгий Александрович, мои одногруппники, участники войны, советуют вступать, чтобы в партии было больше хороших людей. Вы — очень хороший человек, вместе с вами я вступаю не задумываясь».
— Как вы считаете, Владимир Никитич, — спрашиваю я, — Николаев был искренним, когда вступал в партию? Он ведь верил в Бога.
— Он был верующий коммунист, каким позже стал и я. Верил в Бога, но в то же время и в справедливость коммунистической идеи. Поэтому ему, как и мне, было страшно тяжело, когда Хрущев раскрыл правду о сталинском периоде нашей истории.
— Эта тема очень обширна. Я с удовольствием расскажу тебе о том, как мы говорили с ним о Боге в последнее десятилетие его жизни. Но сначала надо рассказать о семинаре «НОМО», который помог мне самому прийти к Богу и начать обсуждать эти вопросы с Николаевым. А в конце пятидесятых я был еще очень далек от религии.
«Итак, поговорим о «НОМО», — сказал мой собеседник. — В 1977 году Георгий Александрович предложил мне организовать семинар, задачей которого должны были стать поисковые работы в нетрадиционных направлениях, связанных с аномальными явлениями. Георгий Александрович говорил о том, что наш вуз занимается вооружениями, техникой, но мы не должны забывать человека.
— Мне приходилось читать записки Николаева, в которых он рассказывал о том, что Евгения Владимировна просила его «сделать что-то для человека». Это, как писал он, послужило толчком к развитию биомедицинского направления на кафедре сварки. Позже из него выросла кафедра профессора В.И. Лощилова, а затем и целый факультет.
— Верно,— кивает Владимир Никитич. — Первое заседание семинара прошло в кинозале Училища, где собралось около 100 человек. Оно было посвящено воздействию крайне высокочастотного поля на человека. В 1980 году семинар окончательно оформился и стал собираться на регулярной основе. С первого дня работы семинара я был и остаюсь его ведущим — вот уже около тридцати лет...
Чуть позже была создана лаборатория БИОТИ (биотехнических измерений). В число ее основателей вошли профессора Алексей Михайлович Архаров, Юрий Александрович Бочаров, Михаил Владимирович Вамберский, начальник военной кафедры Ремаль Николаевич Пирумов. Возглавить лабораторию поручили мне. Двое членов лаборатории (Бочаров и я) одновременно являлись членами комиссии АН СССР по аномальным явлениям. Лаборатория занималась тем, «чего не могло быть», и находилась под покровительством Г.А. Николаева.