«Как нарочно, когда она ещё жила в Москве у тётки, к ней сватался некий князь Мактуев, человек богатый, но совершенно ничтожный. Она отказала ему наотрез. Но теперь иногда её мучил червь раскаяния: зачем отказала. Как наш мужик дует с отвращением на квас с тараканами и все-таки пьет, так и она брезгливо морщилась при воспоминании о князе и все-таки говорила мне:
— Что ни говорите, а в титуле есть что-то необъяснимое, обаятельное…
Она мечтала о титуле, о блеске, но в то же время ей не хотелось упустить и меня. Как там ни мечтай о посланниках, а всё же сердце не камень и жаль бывает своей молодости. Ариадна старалась влюбиться, делала вид, что любит, и даже клялась мне в любви. Но я человек нервный, чуткий; когда меня любят, то я чувствую это даже на расстоянии, без уверений и клятв, тут же веяло на меня холодом, и когда она говорила мне о любви, то мне казалось, что я слышу пение металлического соловья. Ариадна сама чувствовала, что у неё не хватает пороху, ей было досадно, и я не раз видел, как она плакала. А то, можете себе представить, она вдруг обняла меня порывисто и поцеловала, — это произошло вечером, на берегу, — и я видел по глазам, что она меня не любит, а обняла просто из любопытства, чтобы испытать себя: что, мол, из этого выйдет. И мне сделалось страшно. Я взял ее за руки и проговорил в отчаянии:
— Эти ласки без любви причиняют мне страдание!
— Какой вы… чудак! — сказала она с досадой и отошла».
Конечно, писатель в произведении, где хочет показать события, с ним происходящие, всё же не может следовать описанию их с документальной точностью. Не думаю, что Чехов мог дать такую же характеристику князю Барятинскому, какую дал князю Мактуеву. А вот относительно отношения Яворской к себе он ошибался, видимо, не слишком сильно. Были ли в отношениях с Яворской поцелуи реальные или существовали лишь виртуальные, в качестве обещания в письмах, мы не знаем, ровно как не знаем, каким всё-таки был роман. А ведь всё проще простого… Достаточно взять и прочитать рассказ, который посвящён этому роману. Возможно, Антон Павлович Чехов в «Ариадне» и не следовал событиям с той документальной точностью, в которой следовал им Иван Сергеевич Тургенев с своей повести «Первая любовь», но всё же какие-то факты можно почерпнуть, даже если взглянуть через призму вымысла, необходимого для любого художественного произведения. Ведь тем и отличаются художественные произведения от документалистики, что в них писатель поднимается над фактом и рисует события с иных позиций. Ну а в данном случае, работая над рассказом, Чехов стремился прятать концы в воду, чтобы не получилось скандала.
Читатели, особенно те, кто хорошо знал Чехова, называли целый ряд прототипов, но в конце концов вскоре все сошлись на том, что у героини рассказа очень большое сходство с актрисой Лидией Яворской. Многие находили это сходство именно в характере Яворской, которая часто бывала неискренней, играла не только на сцене, но и в жизни в отношениях с людьми, презирала духовность и нравственность. Ну а такие черты Ариадны, как желание первенствовать, привлекать к себе внимание и стремиться к успеху, к власти над людьми, очень точно рисуют образ Лидии Яворской.
Нельзя забывать и о том, что писатель зачастую вкладывает в образ героини характеристику не одного, а нескольких прототипов. Некоторые литературоведы полагали, что в Ариадне, а точнее, в её истории есть что от событий, связанных с неудачной попыткой Антона Павловича жениться на графине Кларе Ивановне Мамуне, подруге его сестры Марии Павловны.
Правда, в 1895 году, в тот период, когда Чехова буквально атаковала Лидия Яворская, он писал 21 января Суворину: «Фю, фю! Женщины отнимают молодость, только не у меня. В своей жизни я был приказчиком, а не хозяином, и судьба меня мало баловала. У меня было мало романов, и я так же похож на Екатерину, как орех на броненосец… Я чувствую расположение к комфорту, разврат же не манит меня…»
Рассказ «Ариадна» пришёлся по душе Лидии Яворской, а если точнее, разговоры о нём ей были на руку. Не важно, как там выглядела героиня, важно, что размышления читателей, а особенно критиков прибавляли популярности. Тут и несостоявшаяся — по воле самого Чехова — невеста Лика Мизинова напомнила о себе, заявив, что узнаёт себя в Ариадне.
Правда, это случилось в ноябре 1896 года, когда Яворская уже стала княгиней Барятинской, то есть как бы место прототипа отчасти освободилось. Лика Мизинова написала Чехову письмо, в котором была строка из рассказа: «Отвергнутая вами», добавлено «два раза», а подпись сделана так: «Ар., т. е. Л. Мизинова». И кроме того «Ар.» перечёркнуто. Мало того, Лика Мизинова ещё и прибавила: «Да, здесь все говорят, что и „Чайка“ тоже заимствована из моей жизни».
Лика Мизинова, кстати, совершала поступки, подобные Ариадне.
Кстати, ведь именно из-за Лики Мизиновой едва не произошла дуэль между Антоном Павловичем Чеховым и художником Левитаном.