Антон Павлович тянул с женитьбой на Лике. Он вообще побаивался этого серьёзного акта. А тут как раз Левитан отправился на этюды, причём взял с собой свою любовницу Софью Петровну Кувшинникову, жену флегматичного полицейского врача, настолько погрязшего в работу, что не замечавшего ничего вокруг. Выехали на Волгу и пригласили с собой Лику. Для чего? Ну понять Лику ещё можно. Она хотела как-то заставить беспокоиться Антона Павловича и, может быть, принять наконец решение. Левитан же явно хотел досадить Чехову. Иначе как объяснить его странное письмо:
«Пишу тебе из того очаровательного уголка, где всё, начиная с воздуха и кончая, прости Господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею — божественной Ликой! Её ещё пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета».
Чехов, как могло показаться поначалу, стерпел, но вскоре в журнале «Север» появился его достойный ответ на нанесённую обиду. Это был рассказ «Попрыгунья».
В рассказе, разумеется, ситуация была показана не в прямую, но трудно было не догадаться, что имеет в виду писатель. Прототипом главной героини явилась Лика, которой Чехов ещё и судьбу Кувшинниковой «подарил». Левитан же изображён развратным художником, совратившим молодую женщину, недавно вышедшую замуж. Чехов присоединил и ещё одну историю — в этой поездке Левитан вместе со своей компанией свернул с пути истинного молодую жену купца-старообрядца, да так, что та бежала из дому в столицу. Очень узнаваемо был показан в рассказе и муж Кувшинниковой.
«Её муж, Осип Степаныч Дымов, был врачом и имел чин титулярного советника. Служил он в двух больницах: в одной сверхштатным ординатором, а в другой — прозектором. Ежедневно от 9 часов утра до полудня он принимал больных и занимался у себя в палате, а после полудня ехал на конке в другую больницу, где вскрывал умерших больных. Частная практика его была ничтожна, рублей на пятьсот в год. Вот и всё».
Уж яснее не скажешь.
Когда Левитан прочитал рассказ, о нём уже говорили все его знакомые. Он понял, что Чехов сделал его посмешищем, и разбушевался настолько, что собрался вызвать его на дуэль. Тем более подливала масла в огонь Кувшинникова, которая буквально билась в истерике.
Чехов же посмеивался и заявлял:
«Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине „Попрыгуньи“. Главная улика — дама пишет красками, муж у неё доктор, и живёт она с художником».
На вызов Левитан всё-теки не решился. Дуэль — не прогулка на Волгу с двумя пассиями. Но рассорился с Чеховым, как казалось, окончательно. Ну а что же Чехов? Он не отказался совершенно от решения жениться на Лике, которая была очень довольна случившимся, поскольку отнесла рассказ на счёт чеховской ревности.
Чехов же перед тем, как принять решение окончательно, по мнению некоторых биографов, всё же откликнулся на настоятельные ухаживания Лидии Яворской и Татьяны Щепкиной-Куперник. В какой форме, мы не можем судить, но что-то было, потому что Лика, узнав о том, уехала за границу с литератором из окружения Антона Павловича, чем обеспечила себе попадание в качестве частичного прототипа главной героини рассказа «Ариадна».
Но как же быть со ссорой Чехова и Левитана? Тут как раз и взялась за дело Татьяна Львовна Щепкина-Куперник. Она устроила как бы случайную встречу писателя и художника в Мелихове и сумела помирить их, тем более Левитан уже был совершенно болен, а Чехов как врач даже осматривал его, хотя и его собственное здоровье было уже сильно подорвано.
Княгиня Барятинская
Но вернёмся к Лидии Яворской, которой надо было наконец устраивать свою личную жизнь. Первый брак был фиктивным. До каких пределов доходила эта «фиктивность», сказать трудно. Заподозрить такую барышню в традиционном русском благочестии вряд ли возможно. К тому же она стремилась в театр, а театр уже тогда не отличался патриархальностью и высокой нравственностью своих актёров, режиссёров и прочих работников.
И вдруг в 1896 году театралов поразила новость. Лидия Яворская вышла замуж за князя Барятинского, не только блестящего офицера, но ещё и писателя, поэта, драматурга, уже получившего известность в стране.
Вот тогда-то Суворин и не удержался от восклицания о лживости актрисы. Он заявил:
«Получил телеграмму, что Яворская женила на себе князя Барятинского. Она старше его и не любит его. Если она не родит от него, то не уживётся с ним долго, или он не уживётся с ней. Какое лживое созданье! Она вся состоит из притворства, зависти, разврата и лжи. А муж в ней души не чает. Если б он знал хоть сотую часть её жизни…»