Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Но однажды к нему заглянул писатель граф Владимир Александрович Соллогуб (1813–1882). Это был литератор высоко и разносторонне образованный. Он уже стал популярным благодаря своим прозаическим и поэтическим произведениям. Его пьесы с успехом ставились в различных театрах. Будучи чиновником, достигшим чина тайного советника, он много разъезжал по стране, бывал в провинции. Его дружба с Пушкиным, начавшаяся едва несостоявшейся дуэлью, тоже прибавляла популярности. И вот он по-приятельски заглянул к Писемскому, причём разговор начал с каким-то очень загадочным видом.

А. Ф. Писемский. Художник И. Е. Репин

— Ну что, переживаешь, брат, горькую судьбину «Горькой судьбины»? — спросил, хитровато щурясь.

Писемский только рукой махнул:

— Что говорить? Неудача. Вот только причин не пойму…

— И не надо…

— Что «не надо»? — удивлённо переспросил Писемский, пристально глядя на Соллогуба.

— Причины неудач понимать не надо. Потому что, — он сделал паузу и выпалил: — Потому что надо праздновать успех. Не просто успех. Триумф пьесы! У твоей «Горькой судьбины» счастливая судьба!

— Не понимаю, — с неподдельным интересом проговорил Писемский.

— Что тут понимать! Пьеса с триумфом прошла в Рыбинске! Да ещё с каким триумфом!

Писемский некоторое время смотрел на Соллогуба, словно не веря ему, потом стал постепенно приходить в себя и с жаром спросил:

— Кто? Кто играл Лизавету? Мне кажется, в исполнении главной роли всё дело.

— Елизавету? — переспросил Соллогуб и, намеренно сделав паузу, чтобы усилить эффект, сообщил: — Стрепетова играла!

— Стрепетова, Стрепетова! А-а, вспомнил. Значит, Лизавету играла Елизавета? Да ведь Елизавета Ивановна, кажется, уже в годах. Да, да, помню её. Ничем особо и не блистала. И вдруг такой успех?! Даже не верится, ей-богу, не верится.

— Нет, не Елизавета играла Лизавету, а Полина! Полина Стрепетова! Юное дарование!

— Да сколько ж ей лет, юному дарованию? Я не слыхал о ней.

— Ей-то? Да, кажется, то ли шестнадцатый, то ли семнадцатый пошёл! А пьеса, между прочим, уже с триумфом прошла в Ярославле, теперь идёт в Симбирске…

— Вот это новость… Вот спасибо за добрую весть, — обнял Писемский Соллогуба и задумчиво проговорил: — Полина Стрепетова… Полина! Вот бы увидеть её!

Так уже знаменитый писатель и драматург впервые услышал имя той, судьба которой в грядущем крепко переплелась с его творчеством. Но об этом несколько позже. А пока попробуем разобраться, как же так получилось, что пьеса, провалившаяся на ведущих сценах страны, была с восторгом воспринята в провинции. И в самой ли пьесе дело? А может, в первую очередь в исполнении главной роли?

Что ж, это ещё удивительнее, ведь главную роль исполняла актриса, которая даже театрального образования не имела, да и была до сих пор на подхвате. И вообще, судьба её далеко не обычна, сложная судьба…

«Я хочу быть актрисой!»

Был вечер 4 октября 1850 года. Парикмахер нижегородского театра Антип Григорьевич Стрепетов, завершив работу, сказал супруге Елизавете Ивановне, актрисе театра:

— Пойду-ка гляну, что во дворе, да калитку закрою. Да дровишек поднесу. Что-то холодает нынче.

— Я пока ужин соберу, — кивнула супруга.

Антип Григорьевич накинул телогрейку и вышел на крыльцо.

Темень, хоть глаз коли. Дождь моросил мелкий, надоедливый. Он бы и не заметил большого свёртка из тёплого тёмного одеяла, лежавшего на лавке чуть в стороне от входа. Да свёрток этот сам дал о себе знать негромким всхлипыванием.

Антип Григорьевич остановился, прислушался: «Батюшки! Это что ж такое?»

Сделал шаг к скамейке, поднял свёрток, который тут же отозвался громогласным криком. Плакал ребёнок — пока не понять, мальчик или девочка. Но заплакал громко, призывно.

Антип Григорьевич поспешно открыл дверь и внёс ребёнка в дом.

— Глянь, кого нам подкинули! Вот ведь управы на них нет. Рожают детей, а потом…

Он положил свёрток на диван и попросил жену посмотреть, не надо ли ребёнка в сухое переодеть.

— Ну а я к квартальному, — пояснил он, натягивая кепку.

До квартального пять минут ходу. В участке выслушали сообщение и направили к Стрепетовым полицейского.

Когда вошли в дом, увидели трогательную картину — супруга пыталась покормить ребёнка молоком из бутылочки. Обернулась на шум открываемой двери. В глазах были слёзы.

— Ты чтой-то это? — удивился Антип Григорьевич.

Она ответила только всхлипом.

— Мальчик, девочка? — спросил полицейский, доставая из сумки лист бумаги, чтобы, видимо, подготовить документы. — Сейчас оформим в приют. Это мы мигом.

— Девочка! — ответила Елизавета Ивановна и прибавила: — И что я, дура, тебя не остановила? Зачем же в приют? Нешто там лучше, чем дома?

— Какого дома? Где у нее дом?

— А можно, мы девочку себе оставим? Доченькой нашей будет.

— Оставите? Как это — оставите? То не мне решать.

— А вот так. У нас оставим! — поддержал супругу Антип Григорьевич. — Удочерим мы её.

— Но это уж не в моей власти. Пошли-ка, Антип Григорьевич, со мной в участок. Там и решим.