Алан Гленн - Американский орёл

Домой пора, вот, что.

***

Тоби едва досидел до конца ужина, он очень хотел принести за стол выпуск "Экшн комикс" и пытался читать его в перерывах между порциями лаймового желе. Сэм разозлился, рявкнул на него, и отправил ребёнка в свою комнату в слезах. Тоби выскочил из-за стола с криком:

- Ты никогда не разрешаешь мне веселиться!

Сэму пришлось приложить немало усилий, чтобы не отправиться за ним и не всыпать ремня. Всё время за ужином Сара расспрашивала его о работе, и он заметил, что отвечает односложно.

Наконец, когда Тоби отправился в постель, и они сами ушли в спальню, стоя у двери, Сэм вспомнил о том, что произошло всего сутки назад.

- Прошлой ночью было по-настоящему близко.

- Знаю, знаю, - сказала Сара.

Она сидела на краю кровати, расчёсывая волосы. Радио было включено. Похоже, Саре удалось поймать работающую танцевальную частоту, которая, впрочем, была вся забита статикой. Когда танцевальная мелодия закончилась, Бинг Косби* запел "О, какое прекрасное утро".

- Да?

Сара повернулась, отложила расчёску, в её глазах стояли слёзы.

- Да, знаю. Правда, знаю. Я понимаю, что в последний раз зашла слишком далеко, и больше этого не повторится. Я... Появление легионеров у моего порога меня сильно напугало. Правда, напугало.

- Хорошо, тогда. Если повезёт, они пришли только, чтобы напугать нас.

Она взяла расчёску, снова положила.

- Если так, они отлично справились, да? Знаешь...

- Продолжай.

- Было время, когда участие в политике было... ну, забавно. Невинно. Как в тот раз, когда папа впервые избирался в городской совет, сразу после смерти мамы. Ему нужно было выбраться из дома, заняться делом, и я так им гордилась. Я ещё даже подростком не была, а уже раздавала листовки и подсовывала под двери брошюры. Мы допоздна сидели в городской ратуше, пока подсчитывали голоса. Знаешь, в тот раз я впервые ощутила, каково это. Участвуя в кампании отца, я понимала, что один человек может всё изменить.

- И всё ещё может, - сказал Сэм, вспоминая слова Уолтера Такера.

Сара покачала головой.

- Не как раньше, не после избрания Лонга. Сегодня ты можешь что-то изменить, но закончишь в тюрьме. Или хуже того. И раздача одежды... после "подземки" - это всё, что мне осталось.

- Звучит неплохо. Слушай, что с Тоби? Чего он такой дёрганный?

- Хотелось бы знать. Порой, - она взглянула на него и улыбнулась, - мне кажется, этот мальчуган - вылитый дядя. Такой же несносный.

- Повезло нам, - пробормотал Сэм. - Нас ждут долгие десять лет, пока он не сможет пойти своим путём.

Сара ничего не сказала, а когда он отвернулся, она удивилась.

- Ты куда, Сэм?

- Проверю, закрыта ли дверь, - ответил тот.

Он прошёл по дому, всё проверил, убедился, что все двери и окна закрыты, прекрасно понимая, что это бесполезно. Сейчас нигде не безопасно, ни в жизни, ни на работе, не когда легионеры могут в любой момент оказаться на твоём пороге.

Когда Сэм вернулся в спальню, свет был погашен, радио выключено, в полной темноте он разделся, и надел пижаму. Уснуть ему долго не удавалось. Засыпая, он услышал шёпот Сары:

- Я так люблю тебя, Сэм.

Он протянул руку, крепко её обнял и, наконец, заснул.

Интерлюдия IV

Как и обещал Курт, боковая дверь в промышленное здание оказалась незапертой, знак того, что всё чисто был на месте, о чём свидетельствовала перегоревшая лампа над дверью. Дверная ручка легко поддалась, и он вошёл внутрь, услышав впереди гул работающих печатных прессов. Над ним, под потолком, через небольшие промежутки друг от друга висели огромные рулоны газетной бумаги. Он пошёл дальше.

Там стояли двое, и выглядели они не особенно-то счастливо; ему было не особенно-то до этого дела. Он узнал обоих, хотя знаком был только с невысоким. Того, что здоровее, он знал по размытому фото, которое ему передали в лагере, в Нью-Йорке. Однако он был рад, что узнал их и мог доверять.

- Ты опоздал, - сказал тот, что справа.

На нём были засаленные брюки цвета хаки и чёрная водолазка, он стоял рядом со столом, заваленным фотоаппаратами и другим фотографическим оборудованием. Работал этот человек штатным фотографом "Портсмут Геральд".

- Прости, Ральф, - ответил он. - Решил, что добраться сюда и не попасться будет лучше, чем следовать расписанию. Мне не нужно тебе рассказывать, что тут ошивается вокруг.

- Это не новость ни для меня, ни для нашего друга, - сказал Ральф.

Он взглянул на другого мужчину. Тот был коренастый, с бычьей шеей и носом, который выглядел так, словно его пару раз сломали. Одежда его выглядела странно. В этом он был уверен, потому что этот парень привык носить форму, но не форму американских или немецких вооруженных сил, или полиции.

- Для тебя или меня всё это будет означать трудовой лагерь, - добавил Ральф. - А для... Айка - скорый военно-полевой суд и расстрельный взвод.

- Ага, у нас у всех свои проблемы, - сказал он. - Может, начнём?

- Конечно - сказал Ральф и пошёл к фотографическому оборудованию, но тут заговорил Айк. Речь у него была английской с лёгкой примесью славянского акцента.

- Да, проблемы есть у всех нас, и я здесь для того, чтобы ты решил хотя бы одну из них.