Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Потом вдруг проснулась, вижу: он сидит напротив, дер­

жит голову в руках, облокотясь на стол, и смотрит на

меня так строго — ужасные глаза! Но мне — от стыда —

даже не страшно было, только подумала: «Ах, боже мой,

должно быть, музыкант!» Он — кудрявый. «Ах, извини­

те, говорю, я сейчас разденусь».

А он улыбнулся вежливо и отвечает: «Не надо, не

беспокойтесь». Пересел на диван ко мне, посадил меня

на колени и говорит, гладя волосы: «Ну, подремлите

еще». И — представьте ж себе — я опять з а с н у л а , — скан­

дал! Понимаю, конечно, что это нехорошо, но — не могу.

Он так нежно покачивает меня и так уютно с ним, от­

крою глаза, улыбнусь, и он улыбнется. Кажется, я даже

и совсем спала, когда он встряхнул меня осторожно и

332

сказал: «Ну, прощайте, мне надо идти». И кладет на

стол двадцать пять рублей. «Послушайте, говорю, как же

это?» Конечно, очень сконфузилась, и з в и н я ю с ь , — так

смешно все это вышло, необыкновенно как-то. А он за­

смеялся тихонько, пожал мне руку и — даже поцеловал.

Ушел, а когда я уходила, слуга говорит: «Знаешь, кто с

тобой был? Блок, поэт — смотри!» И показал мне порт­

рет в ж у р н а л е , — вижу: верно, это он самый. «Боже мой,

думаю, как глупо вышло».

И действительно, на ее курносом, задорном лице, в

плутоватых глазах бездомной собачонки мелькнуло отра­

жение сердечной печали и обиды. Отдал барышне все

деньги, какие были со мной, и с того часа почувствовал

Блока очень понятным и близким.

Нравится мне его строгое лицо и голова флорентинца

эпохи Возрождения.

H. И. КОМАРОВСКАЯ

АЛЕКСАНДР БЛОК

В БОЛЬШОМ ДРАМАТИЧЕСКОМ ТЕАТРЕ

Впервые я увидела Блока в 1916 году в Москве. Это

был год, омраченный длительной, безнадежной войной.

В зале Исторического музея в Москве был вечер в поль­

зу раненых воинов. Зал был переполнен. В числе других

поэтов выступал А. А. Блок 1. Молодежь относилась к

нему восторженно. Блок был ее любимым поэтом.

Вот он вышел на эстраду. Голова античной статуи.

Глаза светлые, холодные, скользят по лицам, не задер­

живаясь на них. Впечатление человека одновременно за­

стенчивого и высокомерного. В лице его не было покоя.

Петроградское небо мутилось дождем.

На войну уходил эшелон... —

совсем тихо он произнес первые строки.

Без конца — взвод за взводом и штык за штыком

Наполнял за вагоном вагон...

Глуховатый голос неяркого тембра, несколько затруднен­

ная дикция.

В этом поезде тысячью жизней цвели

Боль разлуки, тревоги любви,

Сила, юность, надежда... В закатной дали

Были дымные тучи в крови.

Голос поэта приобретает металлическую твердость и

силу, за строгим ритмическим рисунком все явственнее

проступает грозная мелодия.

Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,

Несмотря на дождливую даль.

Это — ясная, твердая, верная сталь,

И нужна ли ей наша печаль? —

сурово-утверждающе произнес Блок.

334

В публике иногда высказывалось мнение, что Блок

читает свои стихи однообразно, монотонно. Это, на мой

взгляд, неверное впечатление происходило от присущей

Блоку сдержанности большого художника. Он никогда

не позволял себе растекаться в переживаниях, обнажать

свои чувства. Чем сильнее росло в нем внутреннее вол­

нение, тем сдержаннее были внешние приемы.

Формой стиха в чтении Блок владел удивительно.

«Внутренняя музыка», о которой он любил говорить, на­

ходила свое выражение и в строгом соблюдении размера,

и в чеканном ритме.

Я не слышала исполнителя стихов Блока, в полной

мере воплотившего их «музыку». Ближе других по про­

никновению в мир блоковской поэзии был В. И. Качалов,

но и тот не раз говорил: «Трудно проникнуть в сложный

мир символов, образов этого поэта, но еще труднее овла­

деть пленительной формой, в которую он облекает свои

поэтические образы».

Блок не любил, когда читали его стихи на эстраде,

особенно в так называемых «смешанных» концертах, ко­

торых, кстати сказать, он не признавал как форму искус­

ства. Исключением был В. И. Качалов. Блок не раз го­

ворил, что ему нравится, как Качалов читает его стихи.

Было много общего в творческой природе этих двух

художников. Сблизила их работа над пьесой Блока «Ро­

за и Крест», принятой к постановке Художественным

театром в 1916 году. Блока радовало, что Качалов увле­

чен пьесой. «Я хотел бы в ней играть все р о л и » , — гово­

рил Василий Иванович. Качалову была поручена в пьесе

роль Гаэтана. К слову сказать, блоковское представление

о Гаэтане поразительно совпадало с индивидуальностью

Качалова. Вот что написано Блоком в объяснительной

записке к постановке «Роза и Крест» в Художественном

театре: «Про рост его ничего нельзя сказать — бывают

люди такие, о которых мало сказать, что они высокого

роста. Лицо — немного иконописное, я бы сказал — от­

влеченное. Кудри седые, при лунном свете их легко при­

нять за юношеские льняные. Этому впечатлению помога­

ют большие синие глаза, вечно юные; не глаза, а очи,

не волосы, а кудри, не рот, а уста, из которых исходит

необыкновенно музыкальный и гибкий голос» 2.

Блок стал бывать у Качаловых, и я увидела его уже

не на эстраде, а в уюте домашней качаловской обстанов­

ки. Теперь он показался мне совсем иным. Было какое-то

335