Александр Блок в воспоминаниях современников

АЛЕКСЕЙ РЕМИЗОВ

ИЗ ОГНЕННОЙ РОССИИ

(Памяти Блока)

<...>

Трижды вы мне снились.

Два раза в городе рыцарей — в башенном Ревеле —

и раз тут — в зеленом Фриденау, в фремденхейме 1 фрау

Пфейфер, над Weinstube, по-нашему — над кабаком.

Видел вас в белом, потом в серебре, и я пробуждал­

ся с похолодевшим сердцем. А тут — над Weinstube —

вы пришли совсем обыкновенным, всегдашним, и мне было

совсем не страшно. Я вас просил о чем-то, и вы, как всег­

да, слушая, улыбались — что-то всегда было чудное, ког­

да я говорил с вами.

Из разных краев, разными дорогами проходили наши

души до жизни и в жизни, по крови разные — мне до­

стались озера и волшебные алтайские звезды, зачаровав­

шие необозримые русские степи, вам же — скандинав­

ские скалы, северное небо и океан, и недаром выпала

вам на долю вихревая песня взбаламученной, вздыбив­

шейся России, а мне — погребальная над краснозвонной

отшедшей Русью 2.

Где-то однажды, а может — не раз, мы встречались —

на каком перепутье? — вы, закованный в латы с кре­

стом 3, а я в моей лисьей острой шапке, под вой и бой

бубна — или на росстани какой дороги? в какой чертячьей

Weinstube — разбойном кабаке? или там — там, на

болоте —

И сидим мы, дурачки,

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед 4 .

406

Судьба с первой встречи свела нас в жизни — и до-

последних дней.

И в решающий час по запылавшим дорогам и бездо­

рожью России, через вой и вихрь прозвучали наши два

голоса России —

на новую страдную ж и з н ь

и на вечную п а м я т ь .

Никогда не забуду (он был, или не был,

Этот вечер): пожаром зари

Сожжено и раздвинуто бледное небо,

И на желтой заре — фонари...

1905 год. Редакция «Вопросов жизни» в Саперном пе­

реулке. Я на должности не канцеляриста, а Домового —

все хозяйство у меня в книгах за подписями (сам под­

писывал!) и печатью хозяина моего, Д. Е. Ж у к о в с к о г о , —

помните, «высокопоставленные лица» обижались, когда

под деловыми письмами я подписывался: «Старый дво­

рецкий Алексей». Марья Алексеевна, младшая контор­

щица, убежденная, что мой «Пруд» есть роман, переве­

денный мною с немецкого, усумнилась в вашей настоя­

щей фамилии:

— Блок! псевдоним?

И когда вы пришли в редакцию — еще в студенческой

форме, с синим в о р о т н и к о м , — первое, что я передал вам,

это о вашем псевдониме.

И с этой первой в с т р е ч и , — а была весна петербург­

ская о с о б е н н а я , — и пошло что-то, чудное что-то, от чего,

говоря со мной, вы не могли не улыбаться.

Театр В. Ф. Коммиссаржевской на Офицерской с ва­

шим «Балаганчиком» и моим «Бесовским действом» —

Вс. Мейерхольд — страда театральная.

Неофилологическое общество с Е. В. Аничковым —

весенняя обрядовая песня и ваше французское средневе­

ковье 5. Вечера у Вяч. Иванова на Таврической с вашей

«Незнакомкой» и моей «Калечиной-малечиной» послонной.

1913 год. Издательство «Сирин» — М. И. Терещенко

и его сестры — канун войны, когда мы встречались вся­

кий день и еще по телефону часовали. Вы жили тогда на

Монетной 6, помните Острова, помните д в у г р и в е н н ы й , —

ведь я отдал его последний! — как вы смеялись, и после,

еще недавно, вспоминая, смеялись.

Р. В. Иванов-Разумник — «Скифы» предгрозные и

грозовые 7.

407

1918 год. Наша служба в ТЕО — О. Д. Каменева —

бесчисленные заседания и затеи, из которых ничего-то не

вышло. И наша служба в ПТО — М. Ф. Андреева — ваш

театр на Ф о н т а н к е , — помните, вы прислали билеты на

«б. короля Лира» — .

Комитет Дома литераторов с А. Ф. Кони под глазом

Н. А. Котляревского.

И через четырехлетие «опыта» Алконост —

С. М. Алянский, «вол исполком обезьяний», мытарства

и огорчения книжные, бесчисленные, как заседания, про­

шения Луначарскому, разрыв и мировая с Ионовым 8.

Помните, на Новый год из Перми после долгого про-

пада появился влюбленный Слон Слонович (Юрий Вер­

ховский) — вот кому горе, как узнает! — ведь вы первый

в «Вопросах жизни» отозвались на его стихи слоновьи,

на «Зеленый сборник», в котором впервые выступил

Слон с М. А. Кузминым и Менжинским 9.

Помните Чуковские вечера в Доме искусств, чествова­

ние М. А. Кузмина, «музыканта Обезьяньей Великой и

Вольной Палаты», и наш последний вечер в Доме лите­

раторов — я читал «Панельную сворь», а вы — стихи про

«французский каблук» 10, домой мы шли вместе — Сера­

фима Павловна, Любовь Александровна и мы с вами —

по пустынному Литейному зверски светила луна.

Февральские поминки Пушкина — это ваш апофеоз.

И опять весна — Алконост женился — растаял Нев­

ский, заволынил Остров, белые ночи —

Первый день Пасхи — 1 мая — первая весть о вашей

боли.

И конец.

Глаза в а ш и пойдут цветам,

кости — камню,

помыслы — ветру,

слово — человеческому сердцу.

Странные бывают люди — странными они родятся на

свет, дураками.

Лев Шестов, о нем еще с Петербурга, когда он начал

печататься в дягилевском «Мире искусств», пущен был

слух как о забулдыге — горькой пьянице. А на самом-то

деле — поднеси рюмку, хлопнет — и сейчас же песни

петь! — трезвейший человек, но во всех делах — оттого

и молва пошла — как выпивши.

408

Розанов В. В. — тоже от странников, возводя Шестова

в «ум беспросветный», что означало верх славословия, до