— А на хрена? — спросил Сенька. — Зачем раньше надо было им головы складывать, коли за стенами сидели.
— Так на стенах и сложили, в основном.
— А бояре, значит, не выводили свои рати за стены? — скептически вопросил царь. — Ой ли? Ни за что не поверю. Ведь выводили?
— Выводили, — опустил голову Старицкий.
— Почему разрешил?! — вскричал Санька, нагоняя жути.
— Да, кого же они послушают? — тихо произнёс Старицкий.
— Во-о-т! — поднял палец вверх Санька. — И на хрена мне такое войско? Которое когда хочет — собирается, когда хочет — воюет не спрашивая надо ли, когда хочет — расходится. Зачем мне такое войско. Сидите на своих землях и сами их обрабатывайте, и где хотите крестьян набирайте, но только не на Дону. А в запустение введёте — отберу. Надоело мне цацкатся с вами, бояре. Толку от вас чуть, а то и ни чуть, как с козла молока. И управляете вы Москвой не разумно. Довели Русь до усобицы. Ну, какая может быть на Руси земщина? Какое-такое самоуправление? Русский человек и под кнутом едва ли работает, а сам на сам так и вовсе. Не будет у вас хлеба в казне от земщины, вот увидите. Говорил я брату твоему, Алексей, что не будет прока от земщины, а только междоусобица выйдет. То на то и получилось. И как вы теперь справляться будете? Не кормить же мне вас и впредь?
Царь оглядел понурившихся бояр, никак не ожидавших прибытия царя и совсем по другому видевших свои личные перспективы. А тут… Свалился, как снег на голову и отобрал своей волей всех оставшихся крестьян, переведя их в чёрносошные, то есть — государевы.
— Всё? Вопросы ещё есть? — спросил Санька спокойно. — Вопросов больше нет. Всем можно расходиться. Заседание думы закрыто. Прошу наместников и патриарха остаться. Писцы тоже не нужны.
Бояре и дьяки, вставая, зашумели одеждами, заохали, загомонили, забубнили. Вся эта звуковая какофония, показалась Саньке недовольным водным потоком, хлынувшим через открывшийся шлюз. Он, конечно, перегибал палку, но уж очень давно он хотел сказать боярам то, что сейчас сказал.
Иван Грозный в своё время, поломал бояр через колено своей опричниной, многих просто изничтожив. И не одних, а с семействами и даже, иногда, крестьянами которые не хотели переходить в казённые. Санька же не хотел этого, а потому стал опираться в построении хозяйства на нежить, которой проще командовать, чем русским человеком. Русичи просто уходили, если вдруг что им не нравилось. Далеко уходили. В основном к Литву. А когда и там православных стали угнетать, то пошли за Урал-камень, в Сибирь, да на Север. Много городков русских потом нашли по речкам Сибирским «первопроходцы» Хабаров, Ермак, и другие. А пока народ русский, слава Богу, идёт на Дон. Да-а-а…
— Вот что, наместники мои. То, что наговорил я тут сейчас, в голову не берите. Давно надо было по боярам пройтись, да повода не было. Всё, что потребуется для поддержания жизни в Москве и окрестностях получите. Запасы нами специально сделаны. Но бояр из Москвы гоните. Нечего им здесь проедаться за казённый счёт. Узнаю, что на прокорм выдаёте в ущерб работному люду, накажу. Кончились игры в бирюльки. Я вам о том говорил, когда сюда ехали из Сергиева Посада. По серьёзному всё. Представляете, сколько мне сейчас корма потребуется на Дону да в Воронеже?
— Представляем, светлый государь, — сказал Адашев, который именно так стал величать Александра после того, как самолично увидел восставших из мёртвых и когда Кирилловские монахи объяснили им суть происходящего.
— А я всё же не понимаю, великий государь, откуда в тебе столько силы взялось? — спросил патриарх. — Чувствовали мы благодать твою, но чтобы Бог дал тебе силы воскрешать мёртвых! Не понимаю!
Санька вздохнул.
— Не мёртвых, а праведников! Сколько раз говорить? — вопросил он. — Разные это понятия. Праведники они и сами готовы воскреснуть. Вон в том же Кирилловском и Белоозерском монастырях некоторые старцы сами воскресли. Варлаам, например. Ты же знаешь, что он умер сколько лет назад! А теперь снова верховодит. Да и не один он там такой…
— Что же он с тобой не пошёл?
Санька снова вздохнул.
— Молятся они за нас. Самые-самые праведные, тех, кого мы старцами зовём, не в сражении с тёмными силами нужны, а в молении за Русь. Без сна и покоя молятся они. Такие сами воскресли и в иных монастырях, да только не показывались они ни тебе, ни какому другому простому люду.
— А как же сейчас? — нахмурился Грек.
— Сейчас я пришёл, — вздохнул Санька. — Они меня за мессию принимают.
Грек раскрыл широко глаза и открыл рот, чтобы сазать, но Санька перебил.
— Да, знаю я, что ересь сие. О том и говорил им всем. А они все, как один считают моё пришествие за второе пришествие Христа. Ничего не мог поделать.
В голосе царя слышалось такое не поддельное сокрушение, что патриарх нахмурился и всмотрелся в царя.
— Кхм-кхм, — откашлялся он. — Там видно будет. Сказано, что по делам поймём, кто есть кто.