— Вот и я говорю, — поднял голову царь, и во взгляде его не было неуверенности и смирения. — Давайте жить одним днём, как Христос завещал. А потому, похожу я по погостам, и уйдём мы на Дон. Там ждать станем пришествия тёмных сил.
— Почему ты знаешь, что на Дон придут вороги? — спросил Старицкий. — Почему не на Москву?
— Не знаю я наверное, но полагаю, что не нужны исчадиям ада обычные люди. Не истреблять они их идут, а истреблять светлых, праведных. Знают они, что восстали из мёртвых праведники. Прописано о том в заветах апостолов. Вот и придут они туда, где встанем мы светлой ратью. Чего радии сражаться с обычными людьми, которые наполовину темные, а наполовину светлые. Или и того хуже совсем тёмные. Есть ведь и такие. Чего их работить? Они и так порабощённые.
Санька посмотрел на каждого с вопросом в глазах: «Понятно ли?».
— Вы же видите, что мало со мной праведников идёт. Тех, что не воскресшие, а живые. Ведь сейчас со мной из тех, что пришли от Кириллова монастыря и присоеденившиеся по дороге всего лишь тысяча. К тем двум тысячам восставших праведников. Всего тысяча примкнула. А сколько осталось по домам сидеть? И здесь в Москве присоединятся тоже немногие. Одни — искренние противники света, а иные — просто трусливые и осторожные, что не хотят живот свой класть на алтарь борьбы с нечистью.
— Вот-вот, — сказал Старицкий. — И так крестьяне на Дон уходят, так ещё и ты заберёшь. Кто здесь останется?
— Да, сколько я заберу? — грустно усмехнулся царь. — Говорю же, немногие пойдут за мной. Много ещё останется. И я понимаю их. Такие тоже нужны. Такие и выживают в войнах, что осторожничают и больше думают о своей жизни, да о близких своих, что умрут без кормильца. Таким всё равно кому служить, лишь бы его не трогали. И если бы не они, земли совсем бы вымерли. Давно бы Русь опустела.
— Я не понял, светлый государь! — нахмурился Адашев. — Ты сейчас, что сказал? Что трусы Русь спасают?
— Они человечество от вымирания спасают, — грустно усмехнулся Санька. — Храбрые бьются до последней капли крови, а трусы, разумно пытающиеся сохранить жизнь, сдаются на волю храброго. И выживает, и рожает детей. А из этих детей лишь двое храбрые. Остальные такие же трусы, как и их отцы. Так и живём. Миром правят трусы. Как храбрецы умирают, так и война заканчивается. По сути своей, храбрость — это безумие. Разум охраняет тело от гибели, храбрость губит.
— Я тоже не согласен с тобой, — возмутился Старицкий. — Ты сам сейчас идёшь на верную гибель. Где тогда твой разум, светлый государь?
Санька вздохнул.
— Иногда чужая храбрость… Э-э-э… Или скажем так — сумасшествие, вынуждает защищаться, ибо направлена на уничтожение человеков, а не на завоевание. Тогда нет другого выбора, кроме, как драться и, возможно, умереть. Да и в другой раз разве знаешь точно, что враг тебя пощадит?
Тут Санька имел ввиду планы тех же гитлеровцев по уничтожению тридцати миллионов человек в СССР во время войны сорок первого — сорок пятого годов. Тогда Германии люди, проживающие в СССР были совсем не нужны. Нужны были ресурсы, а именно хлеб и иное продовольствие, и совсем не нужны были люди, который этот хлеб съедали. Ведь город Пушкин, например, полностью вымер, когда его захватил фашисты. Германцы просто не давали жителям никаких продуктов. Продовольствие вывозили в Германию и кормили солдат вермахта. Да-а-а…
Да и сейчас Европа «трещала по швам». Там тоже не хватало ни простора, ни ресурсов, особенно продовольствия. Да и земель больше не становиться, а аристократов становиться всё больше и больше.
— В Литве, на пример, стали изыматься земли у православных лояльных королю магнатов, и передаваться католическим магнатам. В орденских землях тоже происходит передел собственности в натуральном виде. Вот у нас и нет выбора, други мои, кроме как драться, за веру, царя и отечество. Драться не на жизнь, а на смерть. Не нужны исчадиям ада праведники, а ведь на праведниках Русь держится. А тем, кто придёт за ними не нужны здесь просто люди, а только рабы, реки, леса, поля, и всё, что в них живёт или произрастает. Не оставят они нам ни рыбы, ни пушнины, ни жемчуга, ни хлеба, ни овса. Всё вывезут.
Глава 15
Москва и впрямь изрядно обезлюдела. Наверное, если б не пришёл Санька со своей армией, то не осталось бы тут совсем жителей. Особенно это было заметно по торговым рядам. Обычно шумные, сейчас они стояли почти совершенно пустыми. Нечего было продавать кроме скобяных и иных изделий, да и те не продавали, а пытались выменять на пропитание.
Зная о положении в Москве, царь собрал «продуктовый обоз» и привёз его в столицу. Продовольствия по тем городам и весям, где проходил царский поезд тоже было не много, но было. Да и еженощно незаметно кикиморки прибавляли по одному-двум телегам с зерном из Ростовских запасов. Потому сейчас склады Яузовского дворца «трещали» от запасов.