Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870)

Другой темой обсуждения стала проблема Неаполя и Греции. В первом случае речь шла об угрозе англо-французской военной операции против Неаполя, где правил Фердинанд II, представитель династии Бурбонов, возвращенных к власти по решению Венского конгресса. Его деспотическое правление, провоцировавшее неоднократные восстания, которые подавлялись с неизменной жестокостью, давно беспокоило Лондон и Париж. Однако все их попытки образумить короля терпели неудачу, что побудило Англию и Францию отозвать своих дипломатических представителей из Неаполя. Англия пошла еще дальше. В район Неаполитанского залива была направлена британская эскадра. Ожидался подход и французских кораблей из Тулона.

Все это беспокоило Петербург, усматривавший в действиях Англии и Франции посягательство на решения Венского конгресса, создавшего на юге Италии Королевство Обеих Сицилий. Во всяком случае, Александр II и его министр иностранных дел желали бы предостеречь Францию от участия в свержении Фердинанда II. Именно эту мысль графу Киселеву поручено было донести до сведения Наполеона III. В ответ Валевский подтвердил, что «безрассудное поведение» неаполитанского короля вызывает в Тюильри самую серьезную обеспокоенность, но при этом император французов не планирует никаких военных операций против Неаполя. «Но разве флот, базирующийся в Тулоне, не собирается выйти оттуда, как сообщают газеты?» – спросил у министра Киселев, на что Валевский ответил: «Вовсе нет! Наша средиземноморская эскадра останется в Тулоне». Затем французский министр выразил удивление чрезмерной озабоченностью России проблемой Неаполя, находящегося так далеко от сферы ее непосредственных интересов. И вообще, этот вопрос не стоит того, чтобы омрачать добрые отношения, складывающиеся между нашими странами, добавил Валевский[245].

Киселев поставил вопрос и о продолжающейся австрийской оккупации Дунайских княжеств, что противоречит условиям Парижского мирного договора. При этом, заметил посол, Австрия ведет себя так при полной поддержке Англии. Валевский ответил, что ему трудно понять мотивы их действий, но «в любом случае мы твердо дали понять Англии, что если она намерена возобновить войну, то эту партию они сыграют без нас» [246]

.

Последняя тема, обсужденная на встрече Киселева с Валевским, касалась Греции, которая и по окончании Крымской войны продолжала находиться под англо-французской оккупацией. Киселев напомнил, что на Парижском конгрессе Валевский и английский представитель лорд Кларендон обещали вывести свои войска и флот из Греции, как только там нормализуется внутреннее положение, осложненное острым экономическим кризисом и последствиями землетрясения 1853 г. Пока же, заметил Валевский, условия для этого не созрели, но Франция твердо намерена выполнить данные обещания. Что касается Англии, то, как напомнил французский министр, у нее есть специфические интересы в Греции[247]. Со своей стороны, и Киселев не преминул напомнить о том постоянном внимании, с которым в Петербурге всегда относились к греческим делам.

Резюмируя состоявшуюся беседу с Валевским, посол писал Горчакову: «По всем пунктам, как вы можете видеть, намерения французского кабинета вполне отвечают нашим пожеланиям. Будут ли его действия таковыми же? Быть может, моя предстоящая встреча с императором [Наполеоном] позволит мне пролить дополнительный свет на этот пока еще неясный вопрос»[248].

Первую, неофициальную аудиенцию Наполеон III дал графу Киселеву 4 ноября. Она состоялась в Компьене, одной из загородных императорских резиденций, куда П.Д. Киселев прибыл в сопровождении Ф.И. Бруннова. Разговор, происходивший в рабочем кабинете императора, начался с обычного в таких случаях обмена любезностями[249]

. Наполеон был подчеркнуто радушен и предупредителен к своим гостям, подробно расспрашивал о новостях из Петербурга, об императоре Александре и императрице Марии. Потом незаметно перешли к политическим делам. Предупреждая возможный вопрос Киселева, Наполеон сам заговорил о своей озабоченности ситуацией в Дунайских княжествах и спорах вокруг Болграда. Не вступая в дискуссию, император поспешил заверить русских дипломатов в намерении добиться скорейшего решения этой проблемы в удовлетворительном для России смысле. При этом Киселев отметил в отчете Горчакову, что Наполеон в данном случае «адресовался скорее к Бруннову, нежели ко мне»[250].