Александрия. Тайны затерянного города

Он [Джилкрайст] узнал из газет о чудовищных кровопролитиях, учиненных недавно в Индии, о казнях путем привязывания людей к жерлам пушек. Теперь он осведомлялся, получал ли совет директоров отчеты об этих событиях, или это были всего лишь необоснованные слухи.

Председатель: Скажу без колебаний, что до нас не доходило ни слова о подобном…

Доктор Джилкрайст: Если подобное варварство допускается, не остается сомнений в том, что им [Ост-Индской компании] недолго владеть Индией. Сама мысль о том, чтобы разрывать людей на части пушечными ядрами, вызывает содрогание. Джентльмены вольны смеяться; но не до смеха было тем беднягам, чью кожу спускали девятихвостыми плетьми в Мадрасе и в Бомбее. Смех здесь неуместен, следовало бы подавать совсем другой пример[419].

Отнекиваясь, компания, разумеется, лгала. За пару недель до этого военный суд в Калькутте буднично приговорил «Типпу, хавильдара [сержанта] и инструктора строевой подготовки, Буддредина, рядового, Шейх Исмаила, хавильдара, Куллундера Бега, рядового, к казни через разрывание пушечными ядрами, в то время и том месте, как распорядится Его Превосходительство Главнокомандующий»[420]. О судьбе приговоренных мельком сообщалось в какой-то газетенке. Массона забыли бы так же скоро. «Мне ясно указывают, – записал он, – что у меня нет выбора»[421].

С письмом на коленях Массон застыл, глядя на реку Кабул и на поросшие тутовиком холмы. У него дрожали руки. Он знал, что ничто теперь не будет так, как раньше.

Что делать? Бежать? Изменить внешность, немедленно покинуть Афганистан, исчезнуть на задворках Азии? Уэйду его не поймать. Но тогда он лишится шанса найти Александрию. А оставшись, он окажется во власти Уэйда и Ост-Индской компании, зато сможет отыскать город Александра Македонского. Что выбрать?

Массон остался. Ради своей мечты он стал шпионить на людей, которых от души презирал.

В Кабуле трудно было сохранить тайну. Вскоре там узнали, что Массон работает на Ост-Индскую компанию. Старые друзья стали его избегать. Некоторые теперь обходились с ним «подчеркнуто грубо» или отговаривались «дизентерией или даже тем, что они при смерти»[422], когда он к ним обращался. Теперь Массон приходился в Кабуле ко двору не более чем расстройство желудка.

Годами он ухитрялся не вмешиваться в политику города и во все местные заговоры. Новые обязанности заставили его нырнуть в самую их гущу.

Дост-Мохаммед-Хан находился у власти уже почти десять лет. По мнению Массона, он пользовался «любовью»[423] афганского народа. «Он был справедлив и беспристрастен, далек от высокомерия, доступен для любых сословий. Благодаря его бдительному правлению снизилась преступность: люди перестали совершать преступления, зная, что наступит ответственность»[424]. Британский путешественник Александр Бёрнс тоже был высокого мнения о правителе. «Нет никого, кто больше него заслуживает столь блестящую репутацию, – писал он. – Купец может проехать без охраны от одной границы до другой – неслыханное дело во времена царей»[425].

Справедливость Дост-Мохаммеда стала притчей во языцех. Про прошествии десятилетий афганцы все еще спрашивали друг друга: «Уж не умер ли Дост-Мохаммед, раз исчезла справедливость?»[426]

Способность Дост-Мохаммеда творить жестокости тоже была баснословной. «Он убил многих вождей, – писал Мохан Лал, индийский ученый, путешествовавший вместе с Бёрнсом, – хотя семь раз поклялся святой душой Дост-Мохаммеда и даже на Коране, что не причинит им зла. Те, кого он наметил в жертву, переводили дух: добрый мусульманин не нарушит своей клятвы на Коране. Но Дост-Мохаммед, прежде чем поклясться, подменял Коран обычной книгой в такой же обложке»[427]. Жертвы этого не видели. То была убийственная афганская аналогия карточного трюка.

Правитель Афганистана представлял собой загадку и очень старался таковой оставаться. Он был «полон сарказма и неизменно готов переиграть своего противника»[428]. В шахматных партиях со своим юристом Дост-Мохаммед всегда выигрывал[429]. Лал полагал, что «мог бы описать его на персидском языке», но «правильно передать его натуру»[430] на английском не считал возможным.