Алевтина

– Когда смотришь на всё это, кажется, что это какие-то свидетельства Каменного века. Ан нет – человечество уже изобрело авиацию, покорило себе воздушные пространства, и при этом держало себе подобных в таких условиях, – жёстко сказала Катя. – И никакие гуманизм, мораль и религия не помешали случиться ни этому, ни многому подобному. Потому что в этом скотстве суть людей, и это никогда не кончится.

Я не знала, что ответить. Какая-то часть меня соглашалась с Катей. Но другая отчаянно этому противилась и вообще уводила от подобных тем к чему-то, что было возможно контролировать.

К выпуску из интерната наше общение с Катей постепенно сошло на нет. Она окончательно замкнулась в себе и ничем сокровенным больше вообще ни с кем не делилась. Меня долго терзали противоречивые чувства: с одной стороны, я осознавала, что не смогла дать Кате чего-то, в чём она, очевидно, нуждалась и о чём, пусть и не напрямую, каждый раз меня просила; с другой стороны, мне было совершенно понятно, что, подай я ей руку помощи, у меня бы не получилось вытащить её из этого болота – напротив, я провалилась бы в него сама.

Что-то меня оберегало. Мне часто казалось, что во мне одновременно живут тёплая и холодная сущности: первую я представляла как искрящийся сгусток ослепительного солнечного света – она всегда защищала меня от второй, холодной, которую я даже вообразить никак не могла, и которая на самом деле знала и понимала намного больше первой, но при этом была абсолютно несовместима с жизнью.

Что стало с Катей после детского дома, мне было неизвестно. Поэтому сегодня, увидев на улице девушку, так сильно на неё похожую, я не смогла удержаться от того, чтобы немножко за ней последить. Она продолжала идти по своей стороне улицы, а я следовала параллельно по своей, отставая на несколько шагов и пытаясь незаметно наблюдать. Меня смущала её походка – необычайно лёгкая, словно кошачья, совсем не похожая на Катину.

В какой-то момент девушка остановилась и, посмотрев на висящую на стене кирпичного дома рекламную вывеску с аппетитной выпечкой, зашла в располагающуюся в этом здании булочную. Я тут же ринулась туда через дорогу. Пробегая перед истошно сигналящими машинами, я вдруг подумала, что, наверное, делаю что-то странное и предосудительное, преследуя человека. Но мой интерес был сильнее любых рациональных доводов – преодолев проезжую часть, я буквально подлетела ко входу в булочную и, остановившись на пару секунд, чтобы перевести дух, открыла дверь.

Тут же почувствовала потрясающий аромат свежего хлеба. Он вмиг напомнил мне, как иногда в интернатской столовой нам давали на полдник божественно вкусные пирожки с луком и яйцом – каждый такой день я воспринимала как праздник.

Я встала в сторонку и, сделав вид, что ищу что-то в мобильном телефоне, стала подглядывать за девушкой, ожидающей своей очереди. Когда наконец она произнесла: «Сочник с творогом, будьте добры», по голосу я поняла, что это не Катя.

В то же мгновение и внешность этой девушки мне перестала напоминать Катину: я вгляделась и убедилась, что у неё совершенно другие лицо и фигура.

От нахлынувшего чувства замешательства у меня даже закружилась голова: как я могла перепутать настолько разных людей? В растерянности я простояла на месте ещё пару минут, не в силах пошевелиться. Когда пришла в себя, заметила, что та девушка уже ушла.

Моё внимание привлекла женщина, работающая на кассе: она резко выбивалась из стереотипного образа продавщицы. Тепло улыбаясь каждому покупателю, она обращалась ко всем необычайно вежливо и учтиво, а хлеб и пирожки упаковывала в пакеты с такой лаской и заботой, с которой матери пеленают своих новорождённых детей. Эта женщина создавала вокруг себя такой ареал уюта и доброты, что мне тут же захотелось к нему прикоснуться. Подходя к кассе, я подумала о том, что таким удивительно милым поведением она доставляет радость не только клиентам, но и самой себе: это наверняка очень приятно – жить настолько в ладу со всем, что тебя окружает.

– Здравствуйте, дайте, пожалуйста, пирожок с луком и яйцом, – сказала я.

– С удовольствием! – чрезвычайно вдохновенно отреагировала женщина и стала бережно упаковывать мой пирожок в бумажный пакет. Я удивилась ещё сильнее: подобных слов я ещё не слышала ни от одного продавца.

Расплатившись и поблагодарив женщину за обслуживание, я поймала себя на мысли, что от настроения, которое она излучала, даже не хотелось уходить.

– Приветище! – вдруг услышала я за спиной знакомый голос и тут же обернулась.

У входа, подперев ногой дверь, стоял Ветер и улыбался своей широченной улыбкой. Я бросилась в его объятия. Всё-таки та удивительная незримая связь между нами действительно существовала: он опять появился, когда мне это было так нужно.

Пока мы выходили из магазина, Ветер, обернувшись и посмотрев на продавщицу, шепнул мне на ухо:

– Она так вежливо и нежно с тобой разговаривала… Вот что такое гашиш!