Высшие однажды пытались победить революцию, и все они склонились перед новым Сатаной в день, когда Кара короновала сама себя, сдернув корону, похожую на колючий венец, с постамента и хозяйски устроившись на черном троне. Они склонились — и уже тогда замыслили бунт, таили злость на широкими военными шагами идущую Гвардию. Они терпеливо ждали, подгадывали момент; об этом Кара, надрываясь, рассказывала. Они хотели прежней власти, хотели удобства, какое было у них многие века, когда можно было положиться на завоеванное богатство и слуг. Когда мир творился по их приказам, когда в Аду не было закона, за который грызлась Гвардия. В новом времени Мархосиас, миледи Шарлид и подобные им оказались совершенно беспомощны.
Высшие были бессмертны, искушены вечной жизнью и совсем не заметили, когда время потекло стремительно, сорвалось в бешеную скачку и сравнялось с человеческими годами.
========== Глава XXI ==========
Частенько на улицах Петербурга можно было встретить такое столпотворение: здесь вращались миллионы людей и нелюдей, шумно гуляли туристы, наводняли улочки и проспекты вырвавшиеся из провинции мечтатели, бродили по набережным, слушали изнаночный шепот города. Однако сегодня отмечали так же пышно, как и в Аду — и, пожалуй, еще в Париже, куда после разрушения Рая случайно зашвырнуло всю верхушку Преисподней вместе с ошалевшей от крови и огня Гвардией… Но Петербург все-таки отличался особо: город, в котором нелюдей стало уж точно больше обычных смертных, если считать по официальной переписи. Сюда стекалась нечисть, приезжали на заработки из разных концов Ада — и так и оставались. Да и люди принимали Исход с неожиданной охотой, превратив его во всенародный праздник свободы…
На Дворцовой площади было прилично народу, поставили сцену, где вовсю громыхала музыка, а разодетые актеры изображали героическое сражение — разумеется, не таким жутким и кровавым, каким его запомнили на всю жизнь солдаты, а легендарным, воспетым в адских балладах. По дворцам и Эрмитажу метались картинки, играла светомузыка. Чтобы устроить такое в Аду, нужно было напрячь не один и даже не два десятка искусных магов-иллюзорников, но люди расстарались с голограммами.
Некоторые говорили про преступление против человечества, другие спорили с ними до хрипоты, но народ, собравшийся на Дворцовой, от этих прений был далек. Они искали возможность развлечься, прославить героев и провести теплый майский вечер с семьей и друзьями — там, где смеются, где звучит громкая музыка…
Путешествие через мрак далось гвардейцам слишком уж легко, Ян едва не захлебнулся Бездной от торопливости, однако они успели в Петербург до Мархосиаса: тот еще плутал между мирами. Соединившись с Инквизицией, предупрежденной командором, они устроились вдали от веселья, на подъездах к Дворцовой. Половина улиц была перекрыта, а по дорогам слонялись празднующие — изрядно набравшиеся или пьяные чистой, оглушительной магией, широко разливающейся на изнанке. Мало кто обращал внимание на небольшой черный фургончик, в котором громко ругались и старались спасать город — каждый по мере сил.
Здесь было много знакомых лиц: и из Инквизиции, и из Гвардии; и Яну приятно было видеть их — может быть, в последний раз. Ступив в мир людей, Ринка заявила, что должна срочно найти Еву, таящуюся где-то в разгулявшемся городе, и стремительно унеслась прочь — они оторопело смотрели вслед, а потом она пропала в вечерних тенях. Рыжий, напротив, держался ближе к знакомым; лицо его казалось испуганным, он остро ощущал рядом силу кольца — похожую на его колдовство, как были похожи близнецы Гил и Зарит из Роты. Несмотря на усталость, на подпаленные волосы и несколько заметных царапин на лице и руках, Вирен улыбался заполошно, лез под руки и громко говорил, воодушевленно откликался на любые просьбы. Оглядывая их, Ян так и не мог понять, готовы они к битве или нет. Готовы ли заменить старую Гвардию.
Оказавшись в родном Питере, вдохнув прохладного воздуха, Ян подумал, что они опоздали: на город опускалась ночь, наливалось темной синевой тяжелое небо, чистое от туч. Они забегались, испереживались, а день все-таки близился к концу.