Алпамыш

Те за ним несутся из последних сил:

Вытянулись выдрами кони за ним,

В воздухе висят в погоне за ним.

День прошел и ночь, и вновь настал рассвет.

Скачут, скачут, терпят много тяжких бед.

Многих скакунов и седоков уж нет, —

Не топтать им больше Байчибара след,

Не узнать, кому Барчин присудит суд:

Много их свалилось, — те ползком ползут,

Те лежат на месте и песок грызут,

А иных — степные вороны клюют.

Солнце все сильней над головой печет,

Час обеда близок, но обед не ждет.

Скачет Караджан теперь один вперед,

Всем отставшим счет усердно он ведет.

Четырех коней нехватка у него, —

Кто ушел вперед — загадка для него.

И спросил бы он, да спросишь у кого?

Оглядел всю степь — не видно ничего,

Скачет Караджан невесел оттого.

Скачет и гадает, весь настороже,

И растет тревога у него в душе, —

Мочи нет терпеть неведенье уже!

Вдруг заметил точку Караджан вдали;

Будто эта точка движется в пыли,

Лучше пригляделся — всадник впереди, —

У Караджанбека екнуло в груди.

Крикнул Байчибару: «чу!» Караджанбек,

Вытянул на нем камчу Караджанбек,

Молнией понесся Байчибар вдогон.

Караджан гадает: «Что за человек?»

Всадника, однако, настигает он.

Тот калмык сидел на ханском, на гнедом

Резвом жеребце — красавце молодом.

Был Караджанбеку ханский конь знаком, —

На ноги лег

о

к, однако же с грешком:

Если он пошел — помчится ветерком,

Окарачишь вдруг — завертится волчком

И вперед потом не ступит ни на шаг,

Беспокойный конь — гнедой алакарак!

Знал гнедого норов Караджан-батыр, —

Насывая он у всадника спросил.

Вынул насывай калмык и угостил.

— Кто ушел вперед? — Караджанбек спросил, —

Крикнул: «чу!» — коня во весь опор пустил.

Удила Чибар мгновенно закусил, —

Поскакал вперед — что только было сил.

Глупый тот калмык обман сообразил,

Но гнедой — ни с места, где стоял — застыл!

По коню калмык камчою зачастил,

А гнедой лишь глаз на всадника скосил

И, на месте стоя, землю замесил,

Наземь повалился, всадника свалил.

Тут седло упало, сбруя тут сползла,

И калмык медведем заревел со зла…

Снова день проходит — полдень настает.

Скачет Караджан и все глядит вперед, —

Издали он видит снова ездока, —

Стал он нагонять лихого ездока.

Но, и не догнав, еще издалека

Узнает батыр в коне наверняка

Тоже из конюшни ханской шапака!

Байчибар уже сравнялся с шапаком,

Едет Караджан конь о конь с калмык

о

м,

Но не обгоняет шапака Чибар,

Скачет морда в морду с ним пока Чибар.

Хлещет Караджан камчой коня, но тот

Все никак не может вырваться вперед, —

Морда в морду рядом с шапаком идет.

«Вот беда! — в тревоге мыслит Караджан, —

Конь отличный, строгий! — мыслит Караджан, —

Обогнал он многих, — мыслит Караджан, —

Тут ослабли ноги! — мыслит Караджан.

Сглаз иль хворь какая? — мыслит Караджан. —

Эх, ты тварь такая!» — мыслит Караджан.

Шапака ругая, мыслит Караджан:

«Чтоб ты околел и чтобы сдох твой хан!

Вот еще напасть лихая на меня!»

Также Байчибара бедного браня,

Понукает, хлещет Караджан коня, —

А подходит дело к середине дня.

Вырвался Чибар на голову вперед,

Сделал Байчибар внезапный поворот, —

Шапаку дорогу преградил — и тот

Мордой к солнцу стал — и, солнцем ослеплен,

Хитрым Байчибаром был опережен.

И еще привычкой был он наделен:

Если слышит сзади конский, топот он,

То вперед, как вольный ветер, устремлен,

А не слышит сзади топота — сдает, —

Больше все и больше в скачке отстает.

Бьет калмык его, камчой его сечет, —

Конь, не слыша сзади топота, сдает…

По степи один летит Караджанбек,

Все по сторонам глядит Караджанбек;

Скакуна опять он видит одного,

Скачет — догоняет скакуна того,

Подъезжает ближе — узнает его:

Это был холеный ханский новый конь,

Одиннадцатитысячный соловый конь,

Тот скакун арабский по степи летит,

С головы до ног, что золото, блестит.

Скачет по горе — гора под ним гудит,

По граниту скачет — и звенит гранит,

Кажется, что ветер он опередит!

Скачет Байчибар за ханским скакуном,

Поровнялся мордой он с его хвостом, —

Вгрызся в круп соловый запененным ртом,

Вгрызся — и с дороги оттолкнул потом.

Начался у них из-за дороги спор,

Оба скакуна летят во весь опор,

Но скакун соловый был белокопыт,

^[24]

—

Понял, что Чибаром будет он побит.

Держится он рядом, но уже хрипи

 И слезами землю на бегу кропит.

А Чибар на камни жмет его и жмет:

«Пусть, мол, на камнях копыта он собьет»,

Скачет по камням выносливый Чибар,

С вытянутой шеей скачет, не сдает,

Скачет напролет весь день и ночь тулпар,

Скачет по камням он — бодр и невредим,

А соловый ханский тянется за ним.

Но, копыта сбив, жестоко он страдал

И от Байчибара далеко отстал.

Скачет Караджан — хвала ему, хвала!

Доказал он дружбы славные дела,

Скачет — не слезает ни на миг с седла.

«Где же Кокальдаш?» — гадает Караджан,

«Где соперник наш? — гадает Караджан. —

Всех опередив, меня тревожит он,

Первым прискакать на место может он.

Если я теперь его не догоню, —

Ноги бы в пути сломать его коню, —

Другу своему я горе причиню!..»

Ни себя ему, ни скакуна не жаль,

Скачет Караджан — грызет его печаль,

По степи несется, глядя зорко вдаль, —

Вглядываясь, видит впереди, вдали,

Будто над землею тень летит в пыли:

Скачет впереди еще один калмык!

Караджан вдогонку мчится напрямик,

Слышит, узнает он кокальдашев гик.

Вслед за Кокдонаном, высунув язык,