Алпамыш

Байчибар, прискакавший первым, не остановясь, обежал семь раз бархатную юрту Барчин. После этого Караджан придержал поводья и остановил коня. Бросились к нему девушки Барчин, помогли Караджану сойти с коня, усадили на ковер, высоко подняли и внесли в бархатную юрту. Девушки повели коня в проводку, чтобы остыл, и привязали его к колу. Тогда к Байчибару подошла Барчин, протерла коню глаза шелковым платком, вытерла с него пыль и пот. Измученный болью от гвоздей, забитых калмыками в его копыта, не мог больше Байчибар на ногах устоять — и упал на землю. Осмотрела его Барчин — и, увидя гвозди в копытах, расплакалась:

— Горько плачу я, себя виня во всем.

Только б Алпамыш не ведал ни о чем!

Калмык

и

-враги что сделали с конем!

Как еще душа жива осталась в нем?!

Где такой другой отыщется тулпар?

Мужеству его дивятся млад и стар!

Как такую пытку вынес Байчибар?

Ни одной здоровой у него ноги!

Как еще живым вернулся он с байги?

Плачьте, Алпамыша подлые враги!.. —

Девичья печаль расплавит лед и сталь.

Барчин-ай в слезах — ей Байчибара жаль.

Смотрит на его копыта и скорбит, —

Как извлечь ей гвозди из его копыт,

Если гвоздь иной до самых бабок вбит?

Но поменьше гвозди надо ей извлечь!

Шелковый платок Барчин снимает с плеч, —

Замотав копыта в шелковый платок,

Барчин-ай у конских распласталась ног —

Вырвала зубами за гвоздком гвоздок!

Тут уже подоспели и отставшие на байге калмыки. Стали готовиться к другим состязаньям. Девяносто без одного собралось богатырей. Богатыри шумят, волнуются; шумят, волнуются узбеки-байсунцы и все калмыки.

Объявлено было, что калмыцкие богатыри будут состязаться с узбекским пахлаваном в натягиваньи луков.

Девушки, молодки рядами сидят,

О судьбе Барчин, гадая, говорят.

Калмык

и

-батыры мимо них пылят,

Едут, избоченясь, щуря лихо взгляд,

Удивить красавиц удалью хотят, —

Девушки на них насмешливо глядят.

А меж тем вдали мишени мастерят.

Лучники-батыры выстроились в ряд.

Все попасть в мишень желанием горят,

Все Барчин в награду получить хотят,

Каждый про себя уже заране рад…

Очередь друг другу все передают,

Боевые луки в руки все берут,

На тетивы стрелы острые кладут,

Тетивы тугой натягивают жгут,

Боевые луки доотказа гнут,—

И свистит стрела, и на лету поет.

Молнии быстрей летящих стрел полет,

Только ни одна в мишень не попадет:

Эту — чуть пониже цели пронесет,

Эту — чуть повыше цели пронесет,

А у многих стрел и вовсе недолет.

Сердятся батыры, их досада жжет.

А иной стрелок так сильно лук согнет,

Что сломает лук и со стыдом уйдет.

Восемьдесят восемь отстрелялось.

Вот — Кокальдашу также подошел черед.

Кокальдаш стрелу на лук тугой кладет,

На мишень прицел старательно берет,

Тянет тетиву — летит его стрела…

— Есть! Попал! — он сразу радостно орет,

Но не слышит он, чтоб ликовал народ.

Посмотрел батыр, — ой-бой, великий срам:

Лук свой боевой сломал он пополам!..

Алпамышу-беку подошел черед.

Боевой свой лук спокойно он берет.

Этот лук его не деревянным был, —

Бронзовым, в четырнадцать батманов был!

На чеканный лук рука его легла,

Бросил на мишень он зоркий глаз орла,

Вынул он стрелу, а та стрела была

Длинной, как копье, и острой, как игла.

Калмык

и

все смотрят на его дела, —

Зависть глубоко их души обожгла:

Где такая сила взяться в нем могла?..

Тянет Алпамыш тугую тетиву,—

Вытянет ли он такую тетиву?

Вытянул! Летит точеная стрела, —

Попадает в цель, — хвала ему, хвала,

Беку Алпамышу за его дела!

И не сломан лук и тетива цела,

И калмык

а

м плакать хочется со зла:

И стрельба из луков счастья не дала!..

Третье нужно им условье выполнять, —

Нужно им из ружей по теньге стрелять,

Пулею попасть — был уговор таков, —

В малую теньгу за тысячу шагов.

Ой, не зря смятенье в стане калмык

о

в, —

Будет ли теперь удача для стрелков?

Боевым своим играючи ружьем,

Алпамыш-батыр промолвил: «Хоп! Начнем!» —

С ружьями калмык

и

стали выступать,

Очередь друг другу стали уступать,

По теньге-мишени пулями стрелять.

Но шагов на сто иль на сто двадцать пять

Только и могли их пули доставать.

Кокальдаш-батыр судьбу решил пытать —

Из ружья теньгу далекую достать.

Как он ни старался промаху не дать,

Только ничего не вышло у него —

На пятьсот шагов он выстрелил всего!

Калмык

а

м удачи не было опять!

Сердце Алпамыш обрадовал в тот час:

Он берет ружье и боевой припас,

Целится в теньгу, сощурив левый глаз,

Целится — и пулей бьет в теньгу, как раз,

В малую теньгу на тысячу шагов,

Доказав бессилье всех своих врагов…

Первенства не взяв ни в скачке, ни в стрельбе,

Калмык

и

проклятья шлют своей судьбе,

Будет ли теперь удача им в борьбе?

Иль узбек узбечку увезет к себе?

Стрельба кончилась, начали приготовления к последнему состязанию — к борьбе. Кто самым сильным окажется, тому и будет принадлежать узбечка Барчин. Все зрители — все множество калмыков и все десять тысяч юрт байсунцев, собравшихся в Чилбир-чоле, взялись за руки и расселись на земле вокруг майдана.

Девяносто без одного калмыцких богатырей во главе с Кокальдашем уселись в ряд по одну сторону, Алпамыш с Караджаном — по другую. Середина круга была оставлена свободной, — получился просторный майдан для борьбы. Люди полили пыльные места водой.